Задача постановки классики — заставить её задышать. Дать каждому в зале понять, что история, написанная столетия лет назад, на самом деле написана про него. Решая эту задачу, эстонские режиссёры Тийт Оясоо и Эне-Лийс Семпер не стали колдовать над сюжетом Шекспира, приближая его к реальности. Вместо этого они щедро нарисовали реальность вокруг него. Можно сказать, что они дали ему питательной почвы, воздуха и тепла. Вписали текст «Ромео и Джульетты» в жизнь играющих его актеров, со всей театральной и человеческой изнанкой. И — шире — в жизнь за пределами вымысла, в которой счастье одних часто значит страдание других, и которая не заканчивается с разрешением конфликта, но длится, множа трещины противоречий.
Вышло органично, потому что на самом деле все истории — об одном. А все песни о любви звучат в одном и том же ритме (что нам убедительно доказывает длинная, драйвовая и энергетически заряженная сцена репетиции). В том самом, в котором сердце стучит, когда два взгляда впервые встречаются — и всё вокруг расплывается в блаженном сиянии.
Новая любовь нежна, румяна и угловата. Поэтому в первом акте много подростковой чувственности — реплик, взглядов и ситуаций, от которых щёки горят. Крупные планы на экране — про это: беззащитные животы, трогательные скулы, уши, чёлки, лохматые затылки, улыбчивые губы, раскрытые в неловких поцелуях.
Но в театре, куда на роль Джульетты попадает юная героиня спектакля, всё давно уже не по-детски.
На что это похоже?
Пространство театрального коллектива — замкнуто и прозрачно. В этом природном аквариуме есть Терминатор Немо, закалённый в боях на личном фронте; тот, кто однажды затверженную роль без колебаний повторяет новым пассиям; тот, кто от этого страдает, узнавая свою любовь по боли; тот, кому бы в небо, потому что всем, что он видит здесь, он уже сыт по горло (но куда ему, рождённому плавать)… Напряжение несказанного разлито вокруг. Заигранные сюжеты уходят корнями вглубь. И Джульетта постепенно нащупывает второе и третье дно в собственных репликах.
Текст Шекспира приобретает дополнительные измерения, потому что его произносят не персонажи, а живые люди, для которых сейчас эти слова значат очень много — так в сцене с ядом Джульетта сомневается не в плане и боится не смерти. Причём в зависимости от ситуации значение слов может меняться на прямо противоположное — как в сцене утреннего прощания, которое совсем не про счастливую любовь.
Правда настоящего чувства до поры противится логике театральной игры: второй акт пронизан буффонадой, и местами он очень смешной — для всех, кроме Джульетты. Но сюжет постепенно подчиняет себе жизнь: корни, которые он пускает, имеют свойство выламывать из неё куски. Порхающая трель гармони выливается в тяжёлый гул органа, игра гормонов оборачивается болью в известном органе. Да такой, что весь зал БДТ дрожит. Но в наше время от любви уже не умирают — продолжают исполнять свои роли с дырой, выжженной там, где ещё недавно что-то билось и трепетало.
Зачем это смотреть?
Во-первых, это красиво. Оясоо и Семпер — не только режиссёры, но и художники, которые участвовали в Венецианской биеннале и Авиньонском фестивале.
А во-вторых… Все мы — герои фильмов про войну. Или про первый полёт на луну. Или про жизнь одиноких сердец. У каждого фильма свой конец. И в конце никого не жалко не потому, что всё равно. А потому что очень больно.
