«Ты вроде есть, а вроде тебя и нет», — в недоумении говорит Люде гадалка, глядя на разложенные карты. А потом долго и муторно описывает ей историю одного неслучившегося романа. Люда — тот человек, которому даже гадалка рассказывает о себе, — и этой характеристикой уже можно ограничиться.
Но Петр Шерешевский, который привез свой спектакль из Новосибирска в родной Петербург на фестиваль «Радуга», этим ограничиваться не стал. И мы продолжим: 42 года, мать-одиночка, никогда не была замужем, училась на парикмахера, но стала соцработником — теперь таскает продукты пенсионерам и водит их гулять. А по вечерам переписывается в «Одноклассниках» с певцом Геннадием: она пересказывает ему свои сны, он присылает ей смайлики в ответ.
Все у Люды хорошо, ее жизнь цветет: любимая работа, прекрасная дочь, достойный мужчина рядом. Правда, за свою работу она не получает ничего кроме придирок и унижений, дочь ни в грош ее не ставит, а общение с любимым не заходит дальше чата и ощущения связующей их нити. Но об этом не говорится в аффирмациях, которыми она себя успокаивает.
В общем, жизнь Люды — это то, что Иосиф Бродский называл «вакуумом безответственности, который так любят заполнять демоны и демагоги, ибо парализованная воля — не радость для ангелов».
Случайно залетевший сюда ангел действительно не порадуется: почувствовав надежду на настоящие взаимоотношения с реальным мужчиной, Люда старательно их запорет, потому что жить выдуманной жизнью привычнее и безопаснее.
А демагогов и демонов здесь предостаточно. С одной стороны на Люду давит начальство: директриса, которая в момент дачи указаний за счет проекции на фанерную фигуру становится втрое выше Люды, поет со своей верхотуры арии о том, что нужно больше позитива, креатива и дополнительных услуг для клиентов. С другой стороны воду мутят подопечные — беспокойные, капризные и требовательные старушки и старички, которые мало того, что за рубль удавятся, так еще и время от времени начинают двоиться, молодеть или исчезать, заставляя и без того непрочную реальность Люды трещать по швам.
Но Люда не сумасшедшая. Просто в какой-то момент она выпала из жизни и угодила в Валгаллу, только не для героев, а для неудачников. Вместо дворцовых чертогов — заснеженные пустыри и тесные хрущевки. Вместо вечного пира — холодные макароны с водкой. Вместо дев-воительниц валькирий, услаждающих слух песнями — вялые, трусливые и лживые мужчины, которые только и могут, что вешать лапшу на уши. Вместо мудрого и справедливого верховного божества Одина — мерзкий похотливый старикашка Одинцов. Только норны, в общем-то, те, кем и должны быть — жестокие и равнодушные существа, которые просто бросают жребий. В случае Люды — неудачный.
Шерешевский селит Люду в пустом супермаркете — и это красивая и точная метафора того безвременья с иллюзией выбора, в котором она живет. Персонажи, хитро склеенные на видеоэкране над сценой, чаще действуют в разных концах торгового зала — и не могут дать друг другу ни любви, ни поддержки. Впрочем, и ранить по-настоящему не могут: пустота натужных фантазий спасает рассудок человека, который уже в начале понял, что ничего хорошего его не ждет.
Подумать про Люду что-то вроде «сама виновата» не получается — просто потому, что у нее вроде бы нет выбора, да и не было никогда. И если поначалу кажется, что она может изменить свою тусклую и холодную жизнь, если раскроет глаза и перестанет себя обманывать, то ближе к концу напрямую проговаривается: ничего личного здесь нет, это жребий. Есть люди, которым не повезло. Выбросит норна камни, упадут они не так — и человек соберет все несчастные случаи, и мама у него погибнет, и отец сопьется до белой горячки, и ничего из задуманного у него не получится — хоть в профессии, хоть в личной жизни, — и все шишки всегда будут сыпаться на него.
Можно было бы принять это видение как точку зрения, если бы Шерешевский сам же не нарушал правила созданного им мира, коварно подменяя настоящие двери нарисованными. Но дурной жребий оказывается заразен, и дочь Люды — такая, вроде бы, живая и здравая, хоть и не без юношеской дури — в конце спектакля очевидно начинает повторять ее путь.
Все это изобретательно и завораживающе красиво. Сценография Александра Мохова и Марии Лукки, дополненная отличным видеомонтажом, работает как электронные часы. Актеры точны в каждой из ролей и удивительно органично стыкуют в своих взаимодействиях гиперреализм и гротеск. Внимательно прочитанный текст Марины Крапивиной сверкает сочными оттенками чертовщины: например, здесь Люда говорит старушке «Вы у меня не одна» потому, что она действительно не одна, а буквально раздвоилась, а та уже с особым значением сетует на зловредные ГМО, из-за которых рождаются сиамские близнецы.
Однако это великолепие не идет дальше смакования русской хтони с пьянством, мракобесием и нелюбовью. И не дает шанса на выход из безвременья, тайм-аута, не только Люде и ее несчастливому потомству, но и зрителю.
А если нет надежды и из Валгаллы для неудачников не выбраться — может быть, и не стоит пытаться избавиться от иллюзий? Может быть, они не зло, а наоборот — спасение. И если действительность тебя не устраивает, нужно ее просто игнорировать. А в следующей жизни будет новый жребий — более счастливый.
Тоже, в общем-то, ответ на вопрос, как жить в новом мире.
