Спектакль «Меня нет дома» по Даниилу Хармсу в театре «Эрмитаж» считают завершением триптиха — продолжением постановок «Хармс! Чармс! Шардам! или Школа клоунов» (1982) и «Белая овца» (2000). И вот, к шестидесятилетию театра, в свет выходит заключительная часть трилогии, премьера которой состоялась в середине ноября.
Сегодня Михаил Левитин переосмысляет Хармса, выводя на первый план не столько смешные, абсурдные и при этом реалистичные истории, сколько их автора — верящего, любящего, страдающего. Безусловно, человека своего времени.
На время действия зрители становятся частью жизни писателя (Станислав Сухарев), будто делят с ним коммунальную квартиру. Смеются, когда узнают в его рассказах знакомых и соседей — себя разглядеть было бы неуютно. Замирают, когда приходят война, репрессии, бедность и голод — это коллективная беда. Так проходят все три часа в зале: в амплитуде от смешного к страшному, от трогательного и невыносимому.
Постановка предлагает нам художника, невозможного без свидетелей. Для кого он сосредоточенно рисует на своих ногах полосато-желтые гольфы? Кому читает стихи и показывает фокусы? Кто прячется от него под ярким лоскутным одеялом? Что за старик незыблемо сидит за письменным столом, а если встанет — окажется точнехонько за правым плечом? Желанные ли гости невыносимо громким хором зовут его из-за двери? Окружение придает смысл всему, что в одиночестве кажется абсурдным.
Спектакль построен на воспоминаниях второй жены Хармса Марины Малич, которые удалось записать почти через сорок лет после его смерти. Это сделал литературовед Владимир Глоцер, разыскавший Марину Владимировну в Венесуэле. Правда, значительная часть воспоминаний посвящена времени, стране и самой Марине, поэтому фигура Хармса в спектакле остается незаконченной, недообъясненной. Несмотря на то, что герой почти всегда присутствует на сцене, его действительно иногда «нет дома».
Марина в спектакле гораздо оформленнее своего мужа. Она потеряла имя, но воплотилась в двух лицах. Первая — молодая девушка (Диана Шульмина), которая восхищается Хармсом, потакает его причудам, смеется над историями и безусловно доверяет любому решению. В ответ она получает нежность, заботу и ласково-абсурдный образ Фефюленьки, у которой «грудки-пупочки и пальчики-сучки». Вторая — пожилая карикатурная дама, сочувствующая той первой восторженной барышне, но смотрящая на нее издалека. Объединяет образ даже не любовь, а скорее понимание, полное проникновение в творчество мужа, недаром эксцентричная «венесуэльская» Марина (Ольга Левитина) представлена в облике стареющей Коломбины. Пропасть между Фефюленькой и Мариной образовалась в 1941 году в Ленинграде, после второго ареста и смерти Даниила.
Иван Ювачев (Борис Романов), отец героя — персонаж, на первый взгляд, второстепенный. В начале он — часть антуража квартиры, фигура, сидящая под огромным портретом Льва Толстого. Образ, «написанный» яркими и выразительными красками, ближе к концу спектакля оказывается не только символичным, но и самым трогательным. Духовный писатель, именно он вкладывает в руки Толстого яйцо, от которого, как известно, идет начало всего. В данном случае — величия русской литературы, недаром перед портретом писателя почтительно останавливаются даже НКВД-шники.
Не барин, а разночинец, человек образованный и интеллигентный, к творчеству и образу жизни сына относится не слишком одобрительно, но не позволяет себе ни небрежения, ни осуждения. В первой части спектакля, пока старик жив и тихо пишет свои сочинения, Даниил перебрасывается с ним всего парой фраз. После ухода отца неожиданно для героя выясняется: все, что в нем есть, идет от родителя, как от того яйца на портрете. Общение с отцом-писателем становится более осмысленным и глубоким, сын ведет с ним бесконечный внутренний диалог, просит совета и ищет поддержки. Расставания так и не случилось, поэтому сцена ирреальной встречи отца и сына до краев наполнена любовью двух самых близких друг другу сердец.
Произведения молодого обэриута оживают на сцене благодаря его друзьям. Развеселая компания поклонников и последователей творчества писателя (Екатерина Тенета, Мария Глянц, Анна Богдан, Константин Тумилович, Сергей Бесхлебников, Василий Корсунов) раз за разом огненно и талантливо представляет зрителю абсурд в романтической обложке как одну из непременных составляющих окружающей действительности.
Вне зависимости от того, читали вы только детские стихи Хармса или знакомы с его взрослыми рассказами, спектакль даст возможность почувствовать, как этот человек смотрел на мир. В помощь — великолепная сценография, которая с самого начала четко определяет не только время и место действия, но и сказочную цветистость мировоззрения главного героя. Зритель понимает, почему посреди ночи Хармс мог заразить всех идеей перекрасить печку в розовый и как превращал трагедию смерти в едкое наблюдение за человеческой природой; поверите, что он был способен намолить чудо и предчувствовать свою судьбу. Правда, вы так и не узнаете наверняка, прикидывался ли он сумасшедшим или правда был им, но это хороший повод почитать больше.
Рассказы и стихи Хармса звучат в спектакле наряду с воспоминаниями. Поначалу кажется, что они существуют будто бы параллельно основному действию и не связаны с ним. Однако чем ближе к трагической развязке, тем явннее мысль: через тексты Хармс адаптировался к сжимающейся вокруг действительности, раз за разом искал способы выйти за рамки и не быть раздавленным системой.
Абсурдный реализм рассказов Хармса присущ своему времени, но талант писателя вывел их за рамки конкретной эпохи. С горькой иронией падающего с крыши можно заметить, что актуальность этих текстов много говорит о настоящем, в котором мы живем. Возможно, именно поэтому театр «Эрмитаж» снова взялся за Хармса — и тема всё еще не исчерпана, несмотря на признание Михаила Левитина, что этим спектаклем театр закрывает хармсовскую историю.
Над текстом работали Мария Крашенинникова-Хайт и Дарья Евдочук.
