Павел Степанов работает в театре «Сфера» уже 15 сезонов, в его репертуаре множество ролей, но каждый год появляется что-то новое. Так, прошедшем сезоне у него состоялись две большие премьеры: Счастливцев в «Лесе» А.Островского и Художник Бэзил Холлуорд в «Портрете Дориана Грея» О.Уайльда. О премьерах, «Сфере» и счастье мы поговорили с Павлом в летнее театральное межсезонье.
Вы много занимались спортом, биатлоном, участвовали в соревнованиях. И как же так получилось, что в итоге вы оказались в театре?
Спортом я занимался совсем в юношестве – с 12 до 16 лет, всё постепенно закончилось в переломный момент из детства в юношество, когда мальчики становятся выше, сильнее, быстрее. Я понимал, что не готов составлять конкуренцию, надо было решать: идти дальше, мучить себя или нет, потому что это был порог уже действительно профессионального спорта.
И вот однажды в школе учительница литературы поставила спектакль «Федот-стрелец», я там играл царя, что мне очень понравилось. Когда мне было 14, в Мурманске открылась серьёзная театральная школа, куда было поступление, как в театральный вуз: я учил басню, песню о дружбе: «Когда простым и нежным взором ласкаешь ты меня, мой друг», стихи Твардовского: «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль». Так я ушёл из спорта и пришёл в театр.
Вы выбрали профессию актёра делом всей жизни. Что, по-вашему, в ней особенного?
Она в себя может включить вообще любую профессию, и даже, может быть, из не существующих. Можно сыграть в кино какого-нибудь ловца единорогов или пилота космического корабля. Поэтому я думаю, что это всеобъемлющая профессия, которая может заключить в себе всё, что хочешь, если надо.
После института вы пришли в театр «Сфера», и в труппу вас взяла сама Екатерина Ильинична Еланская. Можете рассказать о работе с ней?
Она была импульсивная женщина, яркая, и несмотря на свой возраст, всегда очень стильно, даже порой молодежно, одевалась. Она очень любила короткие юбки, какие-нибудь экстравагантные кофты, сумочки, тёмные очки. Она очень яркая театральная женщина была. С ней интересно было работать, она очень странно творила, по крайней мере для меня, когда я пришел из института, это было удивительно.
Я присматривался, был несколько робок в отношении каких-то особых предложений, сразу не высказывался, старался просто от нее черпать какие-то вещи. Иногда не сразу понимал, что она хочет и что из этого будет, пытался просто исполнять какие-то вещи и только потом, уже играя спектакль, через какое-то время у меня «открывались глаза», и я понимал, что вот оно, вот что она хотела, добивалась от меня.
Как она добивалась своего: показывала или словами объясняла?
Она порой показывала, но не просила повторить. Она любила, когда витают в воздухе острые чувства, яркие эмоции, питалась этим. Но несмотря на то, что она считала всех нас, актеров, своими детьми, трепетно к нам относилась, Екатерина Ильинична смело могла на репетиции кинуть в тебя сумку, например, но это не значило, что она тебя не любит.
Звучит замечательно! А как у нее проходил процесс создания спектакля: долго ли шли читки и разбор ролей?
Екатерина Ильинична, как мне кажется, этим отличалась от Александра Викторовича, который любит погрузиться в психологический портрет персонажа, искать его какие-то черты, в застольной работе проводить кропотливое время, психологическую работу над ролью. У Екатерины Ильиничны сразу было видение, что она хочет сделать. Она представляла, как выглядит тот или иной персонаж, его психологический образ. У Екатерины Ильиничны максимально быстро актёры вставали на ноги, и прямо с листочками в руках ходили по сцене, разбирали материал, а она дирижировала этим процессом, рисовала яркими красками и широкими мазками.
Было ли, что приходили в «Сферу» режиссёры, которые ультимативно ставили задачи и не сильно принимали предложения?
У нас ставил пару спектаклей молодой режиссер Владимир Данай. У него очень четкое видение всего, он знает, каким должен быть каждый шаг или интонация, иногда он просит даже конкретный поворот головы.
Наверное, сложнее так работать?
Нет, просто по-другому. Я актер, мне не должно быть удобно на сцене и чем больше неудобно, чем больше препятствий, тем интереснее чаще всего роль и персонаж. Я очень люблю спектакль Владимира «Безотцовщина». Это даже, может быть, один из моих любимых спектаклей.
В какой из Ваших ролей Вам было наиболее неудобно?
«Безотцовщина» и последняя премьера – «Портрет Дориана Грея».
Почему неудобно в «Портрете»?
Потому что персонаж идёт вразрез со мной, мне пока неуютно в этой роли. Он художник, который поглощен работой, происходящим, Дорианом Греем. Он хочет его изменить, и готов на всё, чтобы этот парень не ударился во все тяжкие.
То есть, ваш художник оберегает Дориана?
Это одна из его основных целей – защитить, сберечь, чтобы он не шел по скользкой дорожке, и когда Дориан уже, скажем так, становится мерзавцем, художник пытается его всё-таки вернуть обратно, помнит, какой он был чистый светлый мальчик, когда он с ним познакомился.
Для вашего художника в Дориане что преобладает: красота души или красота лица?
Я думаю, что вкупе, конечно. Но, по большому счету, души, потому что весь разговор о ней: о спасении души, о потере души, о духовности, как это сберечь и не потерять.
В спектакле постоянно поднимается вопрос: быть или казаться? Что для вас важнее? В нашем мире так много этого «казаться», особенно в социальных сетях.
Это всё ярмарка тщеславия, когда каждый выпячивает свои позитивные вещи, счастье. Но должна быть какая-то внутренняя борьба и система ценностей. Она вырабатывается в семье, образованием, начитанностью, кругом общения. Мне, например, социальные сети не так интересны, хватает обычной жизни. Я считаю, что она гораздо лучше и приятнее.
В этом сезоне у вас была ещё одна премьера – «Лес». Какой ваш Счастливцев?
Мне кажется, какой-то он открытый, немного безбашенный, чудаковатый, но при этом очень трогательно-ранимый персонаж, который, вроде, немного и алчный, падок на деньги, но при этом всегда готов отказаться от них ради какого-то товарищества, даже, может быть, мнимого, когда через 10 минут получит в нос от этого товарища.
У Счастливцева такая фамилия интересная. Что, как вам кажется, для него счастье?
Для него практически вся жизнь – счастье. По башке не получать – счастье. Кусок хлеба когда у него есть – счастье, стакан вина – счастье. Когда женщина красивая рядом есть – тоже счастье. Для него счастье – жить. Он очень жадный до жизни: всё хочет, всё может, готов на любые приключения. Его перестали бить – он стал счастливым; начали – он стал немного несчастным, конечно. Но потом всё равно счастливым.
А что для Вас счастье?
Для меня… Я думаю, как и для многих: чтобы в семье было всё хорошо, чтобы все были здоровы: жена, родители. Счастье – это когда все рядом, все смеются, когда есть работа, когда хорошая погода на улице. Счастье можно находить, на самом деле, во многих вещах. Для этого не нужно иметь личный самолет и другие ценности, дорогие вещи. Счастье, вот оно, рядом, в каждом моменте. когда вы вместе с друзьями, с родственниками.
Еще иметь возможность заниматься любимым делом – счастье; смотреть на природу, птиц, деревья, животных, моря, горы – счастье. Всё рядом. Главное его замечать.
Есть ли у Вас какая-то большая актерская мечта, которая пока не сбылась?
Я думаю, что, как любой артист, я в какой-то мере тщеславен и, конечно, мне хочется больше ролей в кино и сериалах. Я не сильно избалован этим, поэтому количество киноработ мне бы хотелось увеличить в моей жизни. В театре меня очень радует моё положение, до которого я дошел за 15 лет работы. Я очень рад, что в том же «Лесе» играю, это же роль мирового репертуара, очень значимая, большая, интересная.
