Массивные школьные парты врастают в пол. За ними — десять человек в стильных деловых костюмах и галстуках. Почти у всех длинные волосы, одни перформеры на вид похожи на женщин, другие — на мужчин. Похожи, но как на самом деле — мы не знаем, ведь бывают еще трансгендерные персоны, небинарные люди и все, кого объединяет непереводимое на русский язык слово «квир». Отношение к гендерной вариативности стало темой нового спектакля Яна Фабра, российская премьера которого состоялась на фестивале «Территория». И сразу надо отметить: отношение негативное.
На сцене — «школа», где все учат и учатся. Там будто бы преподаются «гендерные науки». Такая школа пригодилась бы современному обществу, часто слышащему звон без углубленного понимания его природы. Но то, что мы видим, до ужаса похоже на плохую общеобразовательную школу: там ничего не объясняют и только называют слова, которые нужно запомнить и воспроизвести без понимания их смысла и ценности, а успешный ученик — тот, кто громче всего крикнет в соответствии с «линией партии». Четкий месседж озвучен впрямую: цисгендерных гетеросексуальных людей (тех, кто идентифицирует себя со своим полом, а в сексуальные отношения вступает с противоположным) стало мало, и в обществе они воспринимаются как уродцы — большеротые лягушки. Наступила диктатура разнообразия, эдакий фашизм наоборот; государство и СМИ на стороне уникальных, которых развелось слишком много.
Все это мешает художнику — и он саркастично манифестирует разнообразие и текстом, и хореографией, имея в виду ровно обратное: разная идентичность не ценность, а белый шум. На языке тела манифест выглядит как унифицированная оргия, а слова о мужчинах, женщинах и других, «он/она/они», по-разному ощущающих себя в собственных телах, звучат на разных европейских языках — английском, французском, итальянском, совсем немного на немецком и русском. Лингвистическая разноголосица перестает быть проблемой, когда все озвучивают мысль одного человека.
Игра с одеждой на сцене иллюстрирует слова: перформеры то надевают пиджаки как юбки, сооружая костюмы японских школьниц, то наматывают брюки на голову как тюрбаны, становясь максимально странными и манерными, то надевают светлые рубашки с темными пиджаками крест-накрест, чтобы показать небинарность, то раздеваются до белоснежного белья и подворачиваются так, что сложно определить, какого пола то или иное тело. Важным элементом становятся «позорные колпаки» — бумажные конусы с нелепыми ушами, которые перформеры с деланной радостью водружают на собственные головы.
Если вы вдруг ожидали от спектакля исследовательской оптики, здесь ее искать не стоит. Фабр не предлагает разобраться в риторике квирности, не провоцирует понять, почему тема многим важна и почему мир сейчас о ней говорит. Он поступает иначе: создает хаотический спектакль-словарь, где собраны, кажется, все термины, циркулирующие в актуальной повестке, и замешивает кашу из гендерных репрезентаций, сексуальных практик и даже криминальных извращений (впрочем, четко артикулированное в английском тексте слово «педофилия» в русских субтитрах заменяется на обтекаемые «перверсии»). Разобраться в теме с помощью такого «пособия» невозможно, а вот познакомиться с мироощущением Яна Фабра — вполне.
Судя по спектаклю, художнику не только неудобно существование гендерной повестки, но и глубоко неинтересен отдельный человек с его переживанием самого себя. Спектакль максимально застроен и тесен, это похоже на единственно возможный способ существовать на минном поле, которым для Фабра становится разнообразие. Синхронные, физически сложные, часто гротескно сексуализированные движения актеров никак не связаны ни с чувствованием, ни с репрезентацией квир- (и какой угодно другой) идентичности. Красивые тела становятся техническими приспособлениями для выражения идеи унификации, а вместо любви, изменчивости и силы, заявленных в названии, — яркое, но беззубое высмеивание того, чему очень не хочется искать место в картине мира, но и игнорировать невозможно.
