Путь к дому, которого нет: «Одиссея» Андрея Прикотенко

Первой премьерой 85-го сезона театра «Балтийский дом» стал спектакль Андрея Прикотенко «Одиссея», для которого режиссёр также написал адаптацию поэмы Гомера (в переводе Вересаева) и сочинил хореографию. Зрителям обещают увлекательную, масштабную историю об античных богах, мифических чудовищах и героях, которая будет понятна каждому современному зрителю

фото Стаса Левшина

Спектакль начинается долгой бессловесной экспозицией героев. Первой появляется Пенелопа, жена Одиссея: в красной шёлковой комбинации, она идёт рядом с натянутыми вдоль авансцены струнами и широкими движениями вытягивает из них низкие, древние звуки, усиливая их своим пением. Так она настраивает зрителей на эпическое зрелище.  После того, как Пенелопа скрывается за кулисой, появляется Эос, богиня утренней зари. В чёрном купальнике, золотой маске и с тонким золотым покрытием на пальцах, будто едва тронутых первыми лучами солнца, героиня выезжает на сцену на велосипеде, разрезая воздух истошным, грудным криком. После неё в костюме аквалангиста, весь мокрый, из под полы поднимается бог, чьё сценическое воплощение узнать легче всего — это Посейдон. Шум волн его царства создают два «морских обитателя» в таких же костюмах для плавания. Они ритмично и оглушительно, как по барабанам, длинными хлыстами выбивают из пола шум морских волн. А потом, конечно, выходит Одиссей, который, оголившись до трусов и ботинок, начинает рассказывать свою историю скитаний по миру. Так, по очереди, без слов, но в подлинно мифотворческой, музыкально-шумовой среде один персонаж сменяет другого. 

фото Стаса Левшина

Планшет сцены наклонён к зрителям, одновременно и возвышая античных героев и богов над обычным, земным миром, и как бы подталкивая их в сторону зрителей, усиливая притяжение к ним. Художница и автор костюмов Ольга Шаишмелашвили вместе с художником по свету Денисом Солнцевым создают поражающий своей красотой холст, на котором буквально оживают персонажи древнегреческой вазовой живописи. Вот, например, в подсвеченных золотым светом потоках воды вырисовываются жилистые фигуры молодых парней, сияющие точёной красотой, как древнегреческие статуи. В этой картине во всю мощь проявляется античное мироощущение, культ телесного совершенства и Красота как высшая степень гармонии мира. 

Главным материалом художников становятся пластик и целлофан как печальные атрибуты нашего времени, тонущего в продуктах нефтепереработки. То и дело из-под сцены появляется стиральная машинка, которая готова очистить не только предметный, но и идейный мир. В светотóчащий барабан машинки Одиссей закидывает свои вещи перед тем, как раскрыть душу зрителю, а некие мифические создания, которых художники нарядили в гигантские пластиковые трубы-гармошки, как гусеницы, ныряют в этот барабан, не давая зрителям ни единой подсказки, кто же они такие. 

фото Стаса Левшина

Один из известнейших символов «Одиссеи», Троянский конь, также выполнен с использованием пластика: объёмная схематичная конструкция, которая намекает на фигуру коня, обмотана пищевой плёнкой, так что в неё легко набивается десяток юношей-воинов. Самый яркий элемент сценографии – растянутый над сценой огромный золотой парус корабля Одиссея. Он не только задаёт цветовой — торжественный, роскошный — тон постановке. Золотой цвет парусника заменяет солнце и символизирует жизнь, богатство (здесь — не столько материальное, сколько духовное), королевскую власть, Ведь Одиссей – царь Итаки, хоть и отсутствует в родных краях около двадцати лет. Реальность спектакля строится из выверенных художественных образов и визуальных символов, а его поэтику формируют пластические рисунки и хореография.

Но культ красоты у Андрея Прикотенко становится токсичным и разрушает гармонию постановки. С тем же самым парусом связано едва ли не самое провальное решение в постановке: монологи артистов сопровождаются огромными субтитрами, которые, подобно титрам в «Звёздных войнах», бегут по огромному золотому полотнищу. Из-за того, что глаза зрителей приклеены к экрану, следить за артистами очень сложно, а местами и бессмысленно.

фото Стаса Левшина

 «Молчаливые» сцены, динамичные за счёт энергии художественных образов, чередуются со статичными чтениями скучных монологов. Скучных, потому что пьеса глуха к сегодняшнему дню: вырвав из «Одиссеи» некоторые куски, режиссёр никак не приблизил текст инсценировки к аудитории. К тому же актёры местами путают порядок слов — и ритм гекзаметра спотыкается или вовсе теряется. Текст спектакля и реальность оказываются идейно разомкнуты, отчего разрушается и без того тонкая эмоциональная связь с героями, происходящее теряет в стройности логике. А из-за грубых стыков между сценами действие движется рывками, отчего на очередной паузе (то есть чьём-либо монологе) зрителя укачивает и тянет в сон. В общем, множество маленьких сучков складываются в большую щепку ужаса.

Вопросы вызывает и распределение ролей. Кто-то исполняет небольшую эпизодическую роль, как, например, Елена Карпова (Пенелопа), которая несколько раз появляется на сцене как видение мимолётной красоты. На кого-то возложено сразу несколько ролей. У кого-то образы легко и плавно сливаются в единого, гармоничного полигероя. Например, границы между персонажами Дарьи Юргенс настолько сглажены, что кажется, будто Антиклея, Иокаста, Фооса, Тересий – это разные ипостаси или стадии развития одного сложного, многогранного героя. А образы героинь Марии Лысюк – Цирцеи, Калипсо и Афины – настолько эмоционально и идейно разные, что по дрожащим поджилкам Цирцеи и безвольным рукам Афины видно, как нелегко они даются актрисе.

фото Стаса Левшина

В этом спектакле в Андрее Прикотенко его внутренний Художник победил Режиссёра. Ёмкая, глубоко продуманная художественная форма спектакля гораздо ярче и интереснее идейной стороны постановки, которая явно теряется на таком мощном фоне. Постановку хочется рассматривать и наслаждаться ею как ожившей живописью, но сопереживать героям как существам с реальными чувствами, увы, не получается.

В финале, когда Одиссей возвращается в родные края, в его с Пенелопой доме уже вовсю танцуют молодые женихи. Пенелопа бродит по сцене, содрогаясь от рыданий – ей так и не удастся найти здесь утешения. Одиссей же обречён на бесцельное плавание: в конце он вновь садится в свой корабль, в котором сильные юноши уже расправили золотой парус и приготовили огромные вёсла для дальнейшего путешествия по бурлящим водам жизни – путешествия в никуда, без надежды найти свой дом.

Автор: Анастасия Воронкова

URL List