Нежная Нина Арбенина, трогательная Ольга Ларина, суровая воительница Хульда, смешная Чечилия, эти и другие, такие разные образы блестяще сочетает в себе актриса Театра Вахтангова Мария Волкова. За пределами сцены Мария – дружелюбный и легкий в общении человек, с озорными смешинками в глазах, и, одновременно, чуткий слушатель и тонкий философ. О первых ролях, любви к музыке, контакте со зрителем, и о многом другом актриса рассказала в нашей беседе.
Мария, в этом году театру Вахтангова исполняется сто лет. Как ощущается столь внушительная цифра?
Странно ощущается. Мы пришли в театр, когда отмечалось 90-летие и для нас, студентов, конечно, эта цифра была чем-то грандиозным. Сейчас, в связи с выпуском «Войны и мира», настолько плотный график, настолько все погружены в работу, что наверное только в самый день столетия мы его ощутим.
Римас Владимирович Туминас объявил 13 ноября «Днем тишины». В этот день двери театра будут открыты для зрителей, но спектакля не будет. Вам нравится такой формат знаменательной даты?
Последние два года были очень непростыми для всех, и для театра тоже. В условиях пандемии необходимо было в усиленном режиме генерировать идеи, спектакли, быть одновременно он-лайн и офф-лайн, да и психологически справляться с новыми реалиями. И в этих тяжелейших условиях Римас Владимирович начал работу над постановкой такого грандиозного произведения, как «Война и мир». Премьеру мы будем играть четыре дня подряд, поэтому, конечно, после всего этого день тишины будет действительно хорошим решением.
В спектакле «Война и мир» Вы играете Соню. Первое, что Вы подумали, когда увидели распределение ролей?
При прочтении романа Соня была моим самым нелюбимым героем. Поэтому я подумала: «Как же так? Это же не я, не моя энергетика». Но когда начала внимательно изучать персонаж, поняла, что была к ней несправедлива, судила поверхностно. Ведь образ Сони во многом складывается из чужих слов, и их нужно истолковывать, исходя из того, кто это говорит. Теперь меня от Сони за уши не оттащишь (смеется). Она уже во мне живет, и отдавать не хочется.
Это Ваша седьмая работа с Римасом Владимировичем. Можно предположить, что у вас полное взаимопонимание.
Римас Владимирович мыслит образами и ассоциациями, мне это тоже близко, поэтому, мне кажется, что я его понимаю. Он может, применительно к роли, рассказывать какие-то случаи из жизни, истории из своего детства, и рассказывает так, что сразу становится ясно, что он имеет ввиду. Иногда, конечно, бывает непросто понять. Тогда лучше сразу сделать то, что он просит, а потом за домашней работой постараться понять, что это значит.
Память – один из главных инструментов актера. Случалось ли Вам забывать текст?
Нет. Я запоминаю все. Это моя суперсила (смеется).
Первой Вашей работой с Римасом Владимировичем был «Маскарад». Он сразу пригласил Вас в спектакль?
В первоначальном списке актеров на «Маскарад» меня не было. Я набралась наглости, зашла в кабинет Римаса Владимировича и заявила, что хочу поучаствовать в этой работе. Он немного опешил от такого напора, но согласился. Сначала я просто смотрела и никак не ожидала, что он предложит мне Нину. Казалось, это совсем не моя роль, мне была ближе баронесса. Но Римас Владимирович посчитал иначе, и получилось то, что получилось (смеется).
Премьера «Маскарада» состоялась в 2010-м, Вы совсем недавно закончили институт, и сразу Вашим партнером становится Евгений Князев. Страшно было?
Евгений Владимирович в институте и на сцене это два разных человека. Он – удивительный партнер, очень чуткий и подробный. Это сложно описать словами, но на сцене можно просто посмотреть ему в глаза, и спектакль сложится сам собой.
«Маскарад» сложен не только психологически, но и физически, ведь Вам пришлось встать на пуанты, как профессиональной балерине. Как Вы справляетесь с такой нагрузкой?
Конечно, поначалу было очень тяжело. Все-таки навыки драматического актера не предполагают таких умений. И все было как у начинающих балерин: боль, стертые в кровь ноги… А сейчас взлетаю на пуанты, даже не замечая (улыбается).
Вы в прекрасной физической форме. Как Вам это удается?
В театре есть все и для того, чтобы держать себя в форме, и для того чтобы расслабиться. У нас есть небольшая фитнесс-зона, которая очень помогает и подготовиться к спектаклю и отдохнуть после. Был и балетный класс, есть пилатес и много чего еще. Кто-то ходит в тренажерный зал, я вот, например, бегаю. Это очень помогает. Раньше думала, что надо оставлять силы на спектакль, а оказалось, что бег наоборот сил прибавляет, заводит организм.
Физическая подготовка помогает Вам и в хореографическом спектакле Анжелики Холиной «Анна Каренина». Сложно ли драматическому актеру обходиться без слов?
Какой бы это ни был спектакль, все равно ты идешь от душевного состояния персонажа. А уж как это выражается – словами, песней или танцем – не важно. В хореографическом спектакле твое тело и есть твои чувства, все, что идет изнутри не имеет посредника в виде слова. Но в роли со словами тоже обязательно участвует пластика, поэтому со словами, все-таки, сложнее соврать.
Музыка в Вашей жизни тоже присутствует. В Арт-кафе проходят чудесные вечера «Концерт для актера с оркестром», в которых зрители могут услышать Ваш прекрасный вокал.
Я, наверное, могла бы стать певицей, поскольку данные позволяли, но все же выбрала драматическое искусство. Сейчас концерты и музыкальные спектакли – моя отдушина, я с удовольствием в них участвую. Кроме того, мы с ребятами ездим с концертами в дома престарелых от благотворительного фонда «Старость в радость».
Наверное, это непросто?
Конечно, это непростое, но очень хорошее дело. Поначалу было тяжело и страшно жаль их всех, а потом, когда мы увидели какую радость доставляем, эта тяжесть ушла. Ведь, по сути, мы жалеем не их, мы жалеем себя за то, что нам так невыносимо на них смотреть. Это не актерское, это общечеловеческое осознание себя в этой жизни. Когда ты заходишь с военной песней к дедушке, который в танке горел, а сейчас лежит и просит «Тальяночку» спеть, понимаешь, что для него услышать песню своей молодости важнее твоих переживаний.
Как же сдержаться и не заплакать в этот момент?
Только усилием воли. Нужно иметь внутренние силы, чтобы честно поговорить с самим собой о том, зачем ты здесь. Тогда этот барьер пропадает, и вместо того чтобы сесть рядом с бабушкой и рыдать, вы можете друг другу подарить радость. У меня была одна очень показательная история. Когда Галина Львовна Коновалова первый раз слегла с инфарктом, мы с Машей Бердинских пришли ее навестить. Сделали, как положено, скорбные лица, ведь думали, что раз человеку плохо, то и нам должно быть плохо. Сидим мы, печальные, и она тоже печалится, начинает прощаться, говорит: «Наверное, уже не встану». И тут заходит Владимир Вдовиченков, даже не входит, а влетает. Начинает, как ураган, носиться по палате, открывать окна, улыбаться, шутить. Через час мы все вчетвером сидели, хохотали, Галина Львовна рассказывала нам какие-то веселые истории, спрашивала какое там распределение в новом спектакле, требовала принести текст. Вот так один человек правильно развернул ситуацию.
Очень важно, чтобы рядом были люди, способные так воодушевлять и поддерживать. Особенно в юности, когда мы выбираем жизненный путь. Как отнеслись родители к Вашему выбору профессии?
Я училась на программиста, а поступать в театральное уехала за компанию. Поскольку конкурс был 150 человек на место, мама меня отпустила с легким сердцем. А вот когда уже встал вопрос о третьем туре и надо было уходить из института, окончание которого обещало хорошо оплачиваемую профессию, мама, конечно, переживала. Но я сказала, что свяжу веревку из простыней, спущусь из окна и автостопом уеду в Москву. Мама в свое время хотела быть врачом, но бабушка с дедушкой были другого мнения, и мама к ним прислушалась, о чем жалеет до сих пор. Поэтому она не хотела, чтобы также жалела я и отпустила меня. Все 4 года родные меня очень поддерживали, и морально, и материально.
Когда мама впервые увидела Вас на сцене театра, наверное, страшно переживала?
Мама с бабушкой приехали на «Маскарад». Я на сцене слышу кто-то в зале кашляет весь финал спектакля. Думаю, да что ж такое, а это мама. Потом сказала, что так нервничала – даже дыхание перехватило, не могла справиться. Сейчас уже полегче, конечно, даже замечания иногда делает (улыбается).
А как же «мой ребенок самый лучший»?
Я – за конструктивную критику. Конечно, приятно, когда говорят: «ты у нас самая талантливая, самая умная, самая красивая», но так далеко не уедешь. Всегда полезно услышать сторонний анализ роли, ведь каждый человек видит по-своему. С мамой у нас честные отношения, мы всегда все можем сказать друг другу.
Раз уж мы заговорили о критике, как Вы воспринимаете мнения профессиональных критиков и простых зрителей?
Мне интересно и то, и другое, ведь даже в негативных рецензиях можно найти что-то для себя полезное. Театр – искусство субъективное. Один человек понял так, а другой эдак. Раньше очень переживала по этому поводу, а потом поняла, что это не «я плохо» или «я хорошо», а кто как увидел. Но все равно это хороший повод еще раз все проанализировать и понять, стоит ли что-то в роли изменить. И когда получается не эмоционировать, а просто отмечать для себя, ощутимо легче живется.
Такая психологическая закалка, наверное, помогает и в обычной жизни?
Конечно. С негативом извне можно справиться только собственными силами. Первый вопрос, который нужно себе задать: моя реакция как-то изменит ситуацию? И когда понимаешь, что нет, появляется здоровое чувство юмора по отношению к ситуации, спокойствие. Учиться этому нужно постепенно, но постоянно, и тогда, действительно, становится меньше зон, где ты не властвуешь собой. Если копить негатив хуже будет только тебе, а не допуская его в себя, ты дольше держишься в ощущении счастья и гармонии.
Не секрет, что современная публика любит искать в спектаклях какие-то потаенные смыслы, которых там может и вовсе не быть.
Да, сейчас очень модно нагонять странностей на спектакли, видеть в них некие скрытые высказывания режиссера. В большинстве случаев – ошибочно. Моя бабушка как-то пришла на «Минетти», и весь спектакль проплакала. Я ее спрашиваю: «А ты что-нибудь поняла?», а она: «А что там непонятного?». И разложила мне всю эту историю по полочкам. Она же, в сущности, совершенно простая. А антураж – это просто антураж.
В Вашем репертуаре спектакли на разных сценах театра. Сложно ли играть роль, когда зритель буквально в нескольких сантиметрах от Вас?
Поначалу было очень тяжело. Оказалось, что смотреть в глаза зрителю тоже нужно учиться. Наверное, это потому, что ты как бы «обманываешь» человека. Попробуйте, глядя в глаза соврать в обычной жизни, это не очень приятно. Поэтому ты начинаешь искать больше правды в себе, чтобы не фальшивить в роли. Иногда бывает дискомфортно, но надо же выходить из зоны комфорта, чтобы узнать что-то новое, прекрасное. Пока не выйдешь, ничего не получится.
А если вышел, а тебе там совсем плохо?
Всегда можно зайти обратно (смеется). По своему опыту скажу, что привыкнуть можно ко всему и научиться справляться можно со всем, с любыми страхами. Это же чистая психология, как раз по актерскому профилю, мы же постоянно изучаем человека, копаемся и в себе, и в других. Например, едем на машине, и кто-то нас подрезал. Вот какая реакция будет у нормального человека?
Ну… не для печати
Вот именно (смеется). А мы потом минут сорок обсуждаем почему он нас подрезал, а вдруг у него что-то случилось, а может быть на него начальник наорал, а может быть жена рожает, и так далее до бесконечности. То есть даже такой простой, казалось бы, случай вызывает мгновенную цепь рассуждений о причинах человеческих поступков. Это уже стало привычкой.
А Вы можете также проанализировать зрителя, который пришел сегодня на спектакль и ушел, не досмотрев?
Спектакли, как и люди, очень разные, и это прекрасно, они и должны быть разными. С моей точки зрения, на определенный спектакль должна приходить определенная публика. Задача театра, помимо всего прочего, помочь человеку с выбором. Понять, что ему близко, понять его ожидания от постановки, и даже его настроение, ведь не секрет, что в одном состоянии души я пойду смотреть «Мадемуазель Нитуш», а в другом – «Короля Лира». И было бы очень здорово, если бы мы пошли навстречу друг другу – зритель чуть тщательнее выбирал бы спектакли, а мы помогли бы ему это сделать, и тогда наших счастливых театральных встреч станет гораздо больше.
