Режиссёр Михаил Каргапольцев в спектакле «МНДЛШТМ» попытался изобразить то, что изобразить привычными художественными средствами практически нереально — бытие духа поэта. Взяв за основу творческую биографию Осипа Мандельштама, режиссёр вытянул в материальное пространство само ощущение поэзии, вибрацию слов, то, что невозможно ощутить ни одним из пяти человеческих чувств (только шестым). В своём спектакле Каргапольцев не стремится рассказать что-то конкретное о фигуре Мандельштама. Он не останавливается на каком-то чётко вычерченном сюжете из жизни поэта, при подборе стихотворений закрывает глаза на их периодизацию. А выбор между важнейшими женщинами в жизни Мандельштама — женой Надеждой Яковлевной и верным другом Анной Ахматовой — делает в пользу второй: ему важно именно поэтическое, а не житейское начало.
Время действия спектакля — 20-е годы — обозначается одним показательным случаем из творческой деятельности поэта: скандалом вокруг перевода «Тиля Уленшпигеля». В это время Мандельштам будто теряет связь с поэзией — из-за несовпадения с языковой культурой Советов, из-за бытовой неустроенности и буквально голодной жизни, из-за перелома в литературной жизни страны в целом (умер Блок, расстрелян Гумилёв). На целое десятилетие приходится всего 22 его стихотворения… В этом «поэтическом» молчании поэт, страдая, пишет заказные переводы и рецензии, чтобы хоть как-то прокормить себя в ожидании стихов. Ему заказывают редактуру и обработку переводов «Тиля Улешпигеля» за авторством Горнфельда и Карякина, но издательство по ошибке на титульном листе вместо «Перевод в обработке и под редакцией О. Мандельштама» указывает просто «Перевод О. Мандельштама». Из-за этого на поэта изливаются потоки обвинений в плагиате от Горнфельда, а известный в то время фельетонист Заславский подливает масла в огонь, написав, мол, Мандельштам нас в своей статье «Потоки халтуры» учит высокому, а сам не гнушается присваивать себе чужой труд. Конфликт длится несколько месяцев и сильно треплет нервы Мандельштаму. Именно этот эпизод и эмоциональный фон этого времени подробно и очень живо раскрывается в постановке.
То, насколько голодна, нервна и тяжела жизнь Мандельштама, прочитывается с одного взгляда на исполнителя главной роли Дениса Зыкова. В растянутом свитере, скрюченный в спине и с какой-то въевшейся тревогой в глазах, он читает стихи — то слишком быстро, то бормоча их под нос. Но никогда не замолкая: поэтическая речь персонажа бесконечна, хоть иногда и уходит в тень, теряя ясность и силу. Вся сцена и три высоких передвижных шкафа на ней расписаны мелом. Отдельные слова и стихотворные строчки — всё переплетается в хаотичном орнаменте поэтической речи. Главный герой выходит на сцену босиком — он буквально ступает по поэзии, укореняется в ней. Он не только читает стихи, но и торопливо и порывисто вписывает новые строки в поэтический узор, причём пишет одновременно двумя руками, будто боится не успеть. В этой мимолётной, едва заметной детали актёрского образа — письмо двумя руками одновременно — можно увидеть характеристику личности Мандельштама. Ведь у людей, которые способны писать одновременно и правой, и левой рукой, одинаково развиты оба полушария мозга, то есть рациональное и логическое восприятия мира у них равнозначны. То же можно сказать и про поэзию Мандельштама.
Три шкафа, исписанные мелом, кроме словесных узоров не имеют никакого декора, а из-за тёмно-серого цвета похожи на могильные плиты на колёсиках. Дверцы в шкафах открывают проходы, в которых которые поэт без конца мечется — будто проходит сквозь смерть и небытие. В этих же «просветах» расположены дисковые телефоны, по проводам которых идут слова и послания Мандельштама кому-то там, на другом конце провода (и времени). Художники спектакля Михаил Каргопольцев и Анастасия Павлова расставляют ещё несколько интересных «сигнальных знаков» о поэзии. Слева и справа с колосников свисают две «люстры». Одна — тусклая лампочка Ильича, закованная в цепи — отсылает к тюремным камерам, в которых впоследствии окажется Мандельштам. Вторая представляет собой шарообразный пучок из деревяшек и щепок, похожий на многоконечную звезду — лучащееся смыслами поэтическое слово.
Из одного из шкафов появляется горбатая женщина, одетая в какие-то неприлично старые вещи. Свет разгорается красным, где-то вдалеке трещит костёр, и на этом фоне Ася Ширшина создаёт образ великой поэтессы Анны Андреевны Ахматовой, уставшей от тяжёлой жизни и от потерь, но с душой, полной огня и силы жизни. Однако сценическому образу явно недостаёт величия — актриса показывает Ахматову кряхтящей тёткой с кашлем курильщика, и когда она надевает красное нарядное платье, в ней не оказывается того магического шарма и красоты, о котором писали современники поэтессы. Интересна её первая сцена: она шумно раскладывает некие рукописи и книжки по столику и, широко замахиваясь молотом, вбивает в них огромные, кривые гвозди. Каждый удар её молота всё глубже и глубже вбивает её ли стихи, или стихи Осипа прямо в вечность.
Если Ахматова получается более чем второстепенным персонажем, то герой Виктора Бугакова Заславский (тот самый фельетонист, который затравил Мандельштама) выходит очень ярким, подвижным и во всех отношениях громким. Актёр в своём масочном образе соединяет и журналиста, и НКВД-шника. Когда Ахматова уходит в тень и уступает сцену Заславскому, он спускается в зал с потолочных брусьев, одетый в чекистский кожаный плащ, с красной газетой в руке. Находясь выше всех присутствующих, герой издевается над трудами Мандельштама. На его голове будто трясётся невидимый шутовской колпак с бубенчиками, он шутит, но смеяться над его шутками стыдно и неприятно. Всё в этом персонаже — про то, как и кем себя ощущали люди, почуявшие власть — те, что замучили до смерти Мандельштама.
В финале линия отношений поэта и гонителя затихает, свет гаснет, и вместо орнамента слов на серых шкафах высвечивается совершенно иной поэтический образ, похожий на созвездие, а наш герой буквально призывает своих зрителей/слушателей не забывать обращать внимание на то, что написано на полях. Ведь очень часто то, что действительно важно для понимания искусства или самой истории, остаётся за рамками официальных риторик.
Автор: Анастасия Воронкова
