Счастье наизнанку. В Театре Вахтангова показали «Обратную сторону медали»

«Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье». Флориан Зеллер развил мысль русского поэта Сергея Есенина языком современной французской драматургии. Нужно помечтать о далёком счастье, чтобы понять, что ты уже счастлив; стóит пару раз вывернуть всё наизнанку, чтобы разобраться, где настоящее лицо. Пьеса L’envers du decor написана именно об этом.

Фото: Анна Смолякова

Простая антрепризная история для двух пар артистов, попав на Новую сцену Вахтанговского театра, нарастила слои и объёмы. Молодой режиссёр Эльдар Трамов скромно, по-дебютантски, приписывает глубину материала самому Зеллеру, но совершенно очевидно, что море смыслов натекло не только из текста. В истории четыре персонажа; путём выведенных наружу (проговорённых вслух) внутренних монологов они доказывают сложность и вместе с тем примитивность любовных и человеческих отношений. За пределами сюжета могли бы остаться лишь ощущения и мысли зрителя, но режиссёр и его команда превратили плоский четырёхугольник в объёмную многогранную фигуру.

Во-первых, сам квадрат сцены появляется не сразу, постепенно (художник – Максим Обрезков). Сначала работает полоска авансцены, затем открывается основная площадка, за ней – подиум с подсвеченным цветным задником, но и он в финале оказывается порталом наружу, в изнанку театра. Трансформация пространства переключает регистры диалогов: звучащие мысли, произнесённые диалоги, мечты и фантазии, суровая реальность. При минимуме декораций объём сцены составляется из смыслов и на них же распадается благодаря стараниям актёров.

Фото: Анна Смолякова

Во-вторых, постановка обыгрывает множественные варианты перевода заголовка L’envers du decor. «Перемена декораций», «обманка», «перевёртыш», «закулисье», «изнанка» и предложенная переводчиком «обратная сторона медали» – всё говорит о чём-то, не имеющем однозначного решения, о вывороте смыслов и слов. И всё это так или иначе отражено в спектакле – сценографией, мизансценами, пластикой, манерой актёрской игры. Один из визуальных приёмов – инверсия, эффект фотонегатива: газета на чёрной бумаге с белыми буквами, чёрные листы студенческих работ в руках Изабель, чёрные бокалы и бутылки, чёрно-белая палитра в костюмах героев. Получается, что предметы на сцене, подобно людям, тоже произносят свои тайные внутренние монологи.

В-третьих, режиссёр вводит в постановку фантазийную персону, которой нет у Зеллера. Женщина в чёрном, Она (Светлана Йозефий) периодически появляется на сцене и безуспешно пытается попасть внутрь действия, внедриться в историю. Уже не зритель, но ещё не персонаж. Копируя движения артистов, подсаживаясь к ним на диван или просто подметая пол, эта незримая «коллективная душа» слышит, видит и чувствует больше, чем четвёрка героев. Интересный ход, предлагающий взгляд с другой точки и возвращающий людей на сцене в поле театра.

Фото: Анна Смолякова

Наконец, плотный клубок авторских и режиссёрских смыслов в постановке разматывают актёры, вчетвером наполняя сцену оркестровым многоголосием. Полифония тем богаче, чем удивительнее состав квартета. Вероятно, некоторое время зритель потратит на то, чтобы «помирить» привычные амплуа артистов с заданной обстоятельствами фактурой, но, помирив, начнёт наслаждаться рисунком конфликта и нюансами игры, ибо талант и мастерство в вахтанговской труппе – величины постоянные и не зависящие от амплуа. 

За гротеск отвечает пара Патрик–Эмма. Такого Игоря Карташёва мы, кажется, ещё не видели. Помним его в пугающей предсмертной маске Короля Эдуарда IV и в жизнерадостном «кудрявом» наряде Ахилла де Розальбы, но роль Патрика кажется вызовом и для самого артиста, который признался, что поначалу этот образ казался ему немного чужим. Теряющий молодость француз Патрик уходит от жены, с которой прожил 20 лет, и ищет новое счастье в лице (и теле) молоденькой Эммы, а также в непривычных привычках, одна из которых – не по возрасту эксцентричный внешний вид. 

Фото: Анна Смолякова

Эмму играют в очередь актриса Ася Домская и студентка Щукинского института Ника Здорик. На пресс-показе на сцену выходили обе актрисы, и это две абсолютно разные Эммы. Героиню Аси Домской упрятали в белый парик и броский макияж. В результате под слоем грима умерли природная красота и очарование актрисы, зато обрели силу вульгарные черты образа, так что все крепкие словечки, которые Изабель произносит в адрес Эммы, звучат совершенно по адресу. Эмма Ники Здорик – милое дитя, и её одинаково сложно представить себе в постели молодящегося папика, в клубе на Ибице и даже за стойкой бара. Очевидно, Патрика она пленила своей обезоруживающей юностью.

В паре Даниэль–Изабель встретились два гения, которым Зеллер и доверил основную мысль пьесы. Даниэлю (Евгений Князев) крупно повезло: за один субботний вечер он прошёл путь, на который иные мужчины тратят годы. И у этого везения есть имя – Изабель. Ум, красота, шарм, темперамент – в ней есть всё, чтобы рядом с ней не хотелось больше ничего (и никого). Яна Соболевская в роли главной героини пьесы и судьбы – безусловная удача постановки и стопроцентное попадание в образ. От горького отчаяния «Я тоже была красивой, я это помню» до заслуженного триумфа «Я гений» актриса ведёт свою героиню, крепко держа её за руку и протягивая бокал женской солидарности. 

Фото: Анна Смолякова

Смысловой дуэт Даниэль–Изабель режиссёр тщательно разложил по мизансценам. Максимально разведя героев на старте в противоположные стороны, он оставляет их дегустировать каждое новое состояние независимо друг от друга, позволяет чувствовать себя несчастными, делать шаги в неизвестность и топтаться на месте, но в финале воссоединяет их. Хитрость в том, что воссоединение не есть возврат в исходную позицию. Это начало другой жизни с верой в простую правду любви. Ценить счастье лучше всего помогает риск его потерять.

URL List