Премьера Дома Радио — «трансмедийный концерт-мистерия с видеоинсталляциями, световыми объектами, перформативными практиками» Immortal Bach — выросла из кинетических практик на репетициях хора. Артисты хора здесь не только звучат, но и двигаются, и на фоне танцовщиков musicAeterna Dance совершенно не меркнут. Кое-кто из зрителей даже говорит, что не нужны этому хору ни танцы, ни какие бы то ни было внешние эффекты… Но мы не соглашаемся, и находим в новом детище musicAeterna драматургию — любопытную и весьма продуктивную.
Начнем с небольшой исторической справки. Влиятельный в Средневековье жанр мотета около XII века вырос из грегорианского хорала и развивался постепенно. Происходило это примерно так: сначала хорал прирос вторым голосом, потом второй голос начал петь свою музыку… вернее, свои слова; mot так и переводится со старофранцузского — «слово». А потом к нему присоединились другие: основной голос ведет, второй и так далее — дополняют, комментируют или противоречат. Причем часто на разных языках — например, латыни и французском.
Immortal Bach, выбирая смысловым ядром мотеты Иоганна Себастьяна Баха, отчасти наследует их структуру. Пение хора musicAeterna с аккомпанементом становится как бы первым голосом, который на разных языках дополняют, стремятся поддержать или опровергнуть второй, третий, четвертый: видеоряд Noir Films, пластической перформанс для хора и хореография Александра Челидзе, свет Анатолия Ляпина и Кирилла Самохвалова. При этом у каждого «голоса» — свое направление.
Визуальная составляющая стремится от небес к земле, пластическая — от земли к небесам. Всё начинается с пения поистине ангельского, в том числе потому, что доносится оно издалека: поют сначала в фойе, потом — в коридоре, а аудитория сидит в студии, где на стену подается проекция. Поют они: вместо пюпитров — сияние, тонкие профили светятся, а дирижер кажется крылатым — так легки и мощны движения его чутких ладоней. Komm, Jesu, komm — поют они. Звезда скользит над спящим городом на их зов — и влетает в распахнутое окно Дома Радио, и стены в переливчатых бликах вдруг оказываются прозрачными, а ангелы обретают плоть, чтобы в конце раствориться в зрительном зале, насыщая тишину, как воду кислородом, отголосками божественного звука.
Люди здесь тоже есть. Они агрессивно, вызывающе телесны: Александр Челидзе и Камиль Мустафаев обуты в тяжелые ботинки, они борются без цели, катая по сцене бруски льда — и это выглядит как метафора пустой суеты, в которой для многих из нас проходит жизнь. Иномирный Андрей Немзер тут же, струна его Agnus Dei, натянутая от небес к земле, звучит так, что дышать забываешь — но они его не слышат. У аудитории их топот, скрип и грохот льда тоже могут создать некоторые проблемы со слышимостью — и это, вероятно, про препятствия на пути к божественной гармонии. Потому что даже искреннее стремление к ней не гарантирует результата — вон и Елена Лисная в конце в окружении поющего хора двигается не под музыку, а под метроном.
Звук ведет из прошлого в будущее, свет — из будущего в прошлое. Программу из трех мотетов для двойного хора и арии альта из Мессы си минор Баха завершает сочинение норвежского композитора Кнута Нюстедта Immortal Bach 1988 года — то есть совсем свежее по меркам истории музыки.
Мягкий свет проекции подчеркивает неровности стен, над которыми из полумрака проступают рельефы капителей — и сквозь отремонтированную эклектику Дома Радио внезапно проглядывает античность. А потом сотня трепещущих теней превращает студию в платоновскую пещеру — место одновременно древнее и внеисторическое.
Так зритель-слушатель обнаруживает себя в точке пересечения смысловых потоков, как бы отменяющих друг друга, в атмосфере тотальной трансгрессии: музыки сквозь века, голоса сквозь стены, божественного света сквозь время и расстояния. И имеет все шансы ощутить трансгрессию собственной души сквозь телесную оболочку — на миг, конечно (и вовсе не из-за пресловутых ботинок). Но в пространстве бессмертия времени не существует: здесь что миг, что век.
