Пока в узких кругах обсуждается вопрос, можно ли уже ходить в Театр Гоголя или пока ещё не комильфо, в афише театра продолжают появляться новые названия. Премьеры тут – одна интереснее другой. Совершенно разные, они стоят на опорных точках, по которым уже можно прорисовать профиль театра. Восхищение автором и его текстом, здоровый баланс традиция/новация, потрясающая самоотдача труппы, актёрская честность, озорной юмор и уважение к зрителю: не то чтобы всего этого не было замечено за другими театрами, но наблюдать, как все точки сходятся на одной площадке, – интересно и важно.
Попала в главные точки и выпущенная в конце мая премьера «Воскресение» по последнему роману Льва Толстого, и это очень серьёзный спектакль. Серьёзный не потому, что не смешной (без юмора, повторим, тут не ставят), а потому, что вопросы и темы, затронутые Толстым, звучат ясно и артикулированно, без искажений, пустот и зауми, и не кажутся устаревшими или надуманными. Чувствуется, что это постановка «по делу», а не «для красоты» (хотя и красоты тут достаточно), что перед выпуском команда спектакля проделала большую качественную работу, в том числе и внутреннюю. Режиссёр Павел Пархоменко уместил в постановку глыбу текста и религиозно-философскую глубину авторской мысли, а героев показал живыми людьми.
Акцентов несколько, и все они формируют центральную мысль: нет над человеком другого суда, кроме Божьего, и нет у человека другой жизни, кроме духовной. При этом Пархоменко далёк от церковной проповеди: главный постулат христианской веры он пересказывает совершенно светским театральным языком, не стыдится греховного вслед за автором, но разрушает тьму светом.
Спектакль идёт на Малой сцене, но ему тут будто бы тесновато. С одной стороны, близость артистов позволяет зрителю мгновенно подключаться к действию, но, с другой стороны, драматургия и богатая творческая концепция просятся в объём полноценной площадки, где можно дать больше воздуха и света, которого, по словам режиссёра, много в романе Толстого.
Важнейшую роль в постановке играют декорации и реквизит (сценографы – Полина Фадеева и Павел Пархоменко). Мутные старые зеркала, густо развешанные на заднике, рассказывают сразу обо всём: о памяти и невозможности вернуть прошлое, о самопознании, самолюбовании, самобичевании и самообмане, о честности и истине, о скоротечности жизни и бренности земных утех, красоте и женском начале, всевидящем оке Бога и глубине души, а ещё о вдохновении творца и художника. В Светлое Христово воскресенье зеркала становятся иконами, с другими предметами по ходу действия тоже происходят чудесные метаморфозы: табуретки превращаются в кандалы каторжников; деревянная лестница – в рельсы железной дороги, окна поезда и даже распятие; бильярдные шары – в пасхальные яйца.
Актёрский ансамбль радует сыгранностью и подробной проработкой ролей. Главный герой – Дмитрий Нехлюдов, в котором исследователи жизни и творчества Толстого отмечают автобиографические черты. Будучи полноценным продуктом общества, он всё же стоит особняком от остальных. Князь Дмитрий у Александра Хотенова получился ожившим воспоминанием о самом себе – богатом молодом эгоисте, простившем и забывшем мерзость своих поступков. По воле случая он вынужден оглянуться назад и, оглянувшись, ужасается, испытывает душевную боль и необходимость исповеди, жаждет покаяния и искупления. На пике отчаяния Нехлюдов исступлённо колет ножом кусок льда у себя на груди (как тут не вспомнить Софью Андреевну Толстую, которая после ухода супруга из Ясной Поляны била себя молотком в грудь с криком «Разбейся, сердце!»). Но в мире фальши Нехлюдову нет осуждения, а в жизни духовной всё решает иной суд.
Катюшу играет Янина Третьякова, с которой мы как-то обсуждали амплуа «голубой героини» и попытку уйти от приторности. Довольно сложная роль проявила «другую» Янину: ей удаётся наполнить образ одновременно высотой и низостью, чистой детской наивностью и грубыми взрослыми последствиями унизительного опыта. Маслова замечательно меняется от эпизода к эпизоду благодаря гибкой психофизике и широкому эмоциональному диапазону актрисы. В том же интервью Янина признавалась, что все её роли – о любви (в их числе – Ирина Прозорова, Джульетта, Катя из пьесы «С любимыми не расставайтесь», Ирина из «Утиной охоты», Елена Андреевна из «Дяди Вани»). Катюша Маслова не стала исключением и имеет все шансы стать ещё одной важной работой в карьере актрисы.
Действие разбито на картины, поддерживающие главную мысль. Благодаря изобретательной сценографии и актёрскому азарту каждая мини-история, оставаясь в контексте романа и постановки, несёт свой смысл и проявляет характер. Ужин у Мисси – феерическое шоу с жеманными женщинами (и мужчинами), противостоянием либералов и консерваторов и незабываемым аттракционом сервировки супа (Евгений Пуцыло); визит к генералу – абсурдистский этюд с поклонением оружию (Анатолий Просалов); поездка в имение – скетч-пародия по мотивам навязчивого мифа о тупости и беспробудном пьянстве русского мужика (здесь отметим Ирину Рудницкую, Александра Хохлова и Дениса Лукина).
Яркие гротескные сцены отлично уживаются с лиричными, возвышенными – даже благостными – зарисовками вроде пасхальной службы или младенца на руках политзаключённого. Замечательно придумано и сыграно самое начало спектакля: сцена постепенно заполняется людьми, они курлычут и свистят по-птичьи, рассаживаются по всей площадке. Птица – символ Святого Духа, чистоты, воскресения души, а человек на Земле – «птичка божия», что «гласу бога внемлет». Толстовский вектор Пархоменко задаёт уже на первых минутах.
Существует мнение, что «Воскресение» – неоконченный роман: по воспоминаниям современников, Толстой многократно и значительно правил текст по ходу публикации и планировал писать продолжение. Лёгкое ощущение незаконченности оставляет и финал спектакля: Нехлюдов распластан на ковре, а сверху, в свете качающейся люстры, на него сыплются книжные листы – то ли Евангелие, то ли не успевшие уйти в печать правки рукописи…
