Марианна Васильева – актриса Центра театра и кино под руководством Никиты Михалкова – сочетает в себе легкость и целеустремленность, упорство и позитивное отношение к жизни. Выпускница Щукинского института (мастерская Александра Коручекова) и Академии Никиты Михалкова, Марианна одинаково свободно чувствует себя и на сцене, и на съемочной площадке, и считает, что загруженность – одна из самых больших удач актерской профессии.
О том как не сдаваться и идти к своей цели, о том, как мастера становятся родными людьми, о новых ролях и старых привязанностях актриса рассказала в нашей беседе.
Марианна, этот сезон начался для вас бурно – сразу две премьеры: спектакли «Последняя весна» и «Это все мое!» Как вы себя чувствуете в таком режиме?
В том году я поняла, что у меня давно не было премьер и надо с этим что-то делать. Мои роли стали потихоньку уходить (спектакли «Тина», «Послание изгнанных», «Муза»), а новых ролей такого же масштаба не было. И я стала участвовать в заявках. Их было три, и две из них прошли. Так что мне очень хорошо. Я, конечно, временами ною, но все же это лучшее время для артиста, когда ты устаешь от работы, а не от ожидания своего часа.
Режиссер спектакля «Последняя весна» – Семен Барков – ваш однокурсник. Это легче или сложнее – работать с другом?
Я сама с собой договорилась так, что все, что было в Щуке – в Щуке и остается. Мы провели нос к носу четыре года, и, конечно, мы друзья, близкие люди, так что границы стерты. Но сейчас Семен – режиссер, и он ставит спектакль, так что я решила смотреть на него как на чистый лист, как на незнакомого человека, сохранять субординацию. Что еще сложнее, поскольку мы с ним играем вместе в спектакле «Питер Пэн» театра Вахтангова, и там мы два актера, а здесь – режиссер и актриса, приходится переключаться. Это и хорошо, когда человек тебе знаком, и сложно, потому что у него уже есть о тебе сложившееся представление.
Как же представить знакомого человека незнакомым?
Мне кажется, это актерская фантазия, замешанная на личных качествах. Например, мой мастер курса Александр Анатольевич Коручеков ставил спектакль в Центре театра и кино и преподавал в Академии Михалкова. И мне тоже приходилось относиться к нему по-другому, не как к папе (он же в каком-то смысле мой папа в профессии). Опять же, допустим, с молодым режиссером легко скатиться в панибратство, мы же одного возраста. Но это мешает работе, а для меня работа всегда на первом месте. Даже если возникает какой-то личный конфликт, я никогда его не тащу на площадку или на сцену. Мы профессионалы, мы разделяем работу и личное. А все личное обсуждается потом, за пределами сцены.
Каков Александр Анатольевич как Мастер курса?
Александр Анатольевич превосходный учитель и столь же прекрасный человек. Мне кажется, он подбирал учеников не только по актерским параметрам, но и по человеческим качествам, искал близких себе людей. Для него очень важны отношения между людьми, отношение к театру, к сцене, он в нас это воспитывал. На часе худрука у мы могли обсуждать живопись и литературу. Коручеков привил нам определенный вкус, что, собственно говоря, в некотором смысле мешает (смеется). Мы до сих пор курсом тесно общаемся, и когда узнали, что он набрал курс в школе Райкина, сказали ему: «Александр Анатольевич, пожалуйста, не надо портить им жизнь, пусть ребята снимаются и деньги зарабатывают, не надо вот это вот все – Возрождение, Серебряный век и прочее, включайте им «Час суда», пусть поближе к земле будут». Но у него не вышло (смеется).
Он, наверное, очень мягкий человек?
Как-то на четвертом курсе мы делали «Идиота», и я играла Аглаю. И вот он всех хвалит, а меня разносит в щепки. У меня слезы ручьем, прихожу домой думаю: ну все, ничего не выходит, ухожу из профессии, наконец-то к четвертому курсу я убедилась, что не талантлива, вот почему семь лет не могла поступить. Всю ночь прорыдала, утром звонит Коручеков: «Марианна, если я тебя иногда и режу без ножа, то это только потому, что ты прекрасна и талантлива. Ты меня поняла?» Александр Анатольевич очень многое мне дал не только в профессии, он изменил мою жизнь.
Когда вы поступали в институт, вы целенаправленно шли к Коручекову?
Я поступала в театральные ВУЗы семь лет подряд. И каждый год мастера говорили, что я классная и талантливая, но сбрасывали меня с третьего тура. Никак не могла понять все-таки талантливая или нет? Если бы меня отсеивали сразу с первого тура, это было бы хотя бы понятно, а тут… Один раз меня скинули с формулировкой «слишком старая» (22 года мне было). Так что, когда Коручеков сказал, что я поступила – не могла поверить.
Как же вы не потеряли веру в свои силы за долгих семь лет?
Я никогда даже не думала поступать в театральный, потому что в театре и кино надо целоваться с незнакомыми мужчинами (смеется). Первый раз я вообще поехала поступать за компанию и случайно прошла на следующий тур. Тогда и зажегся во мне этот огонь. Поступила в Щепку, но не пошла учится, потому что подумала: а как же мой школьный выпускной и платье мое красивое. Решила, что поступлю в следующем году, раз это так просто. Тут я ошиблась, конечно. Бездельничать я не привыкла, так что поступила в экономический институт, из которого каждый год собиралась уходить, если поступлю в театральный. В экономическом я выжимала все творчество какое только могла там найти: играла в КВН, участвовала в студенческой весне, в конкурсах красоты, в фестивалях, короче – везде. Даже в Америку летала. В итоге защита диплома в экономическом совпала по датам с конкурсом в Щуке. Я выбрала Щуку и, наконец, поступила! А диплом Плехановского Университета получила только через год. Помню, я его в тот же день арбузом залила (смеется). Нарезала кусочки в контейнер, положила в сумку, а он протек.
Как случилась ваша поездка в Америку?
В экономическом была такая программа «Work&Travel», ты путешествуешь и работаешь. Так что я четыре месяца проработала спасателем в бассейнах Нью-Йорка. Мы сдавали тест на плавание и оказание первой помощи (у меня даже где-то лежит эта лицензия). На пляж меня не взяли, потому что я была маленькая и худенькая. Буквально каждый приходящий в бассейн человек меня спрашивал с удивлением: «Вы спасатель? А сколько вам лет?» Я выглядела как тинейджер, а форма спасательская была огромная и смотрелась на мне так, как будто я ее у старшего брата взяла. И каждый спрашивал спасу ли я его, если он будет тонуть. Кстати, в Америке никогда остаться не хотела, хотя мне нравилось то настроение позитивное, улыбчивое. И это было как прививка улыбчивости. Когда вернулась в Тулу и там начала всем улыбаться, на меня косо смотрели (смеется).
Глядя на вас, не скажешь, что нужна была какая-то прививка, вы производите впечатление очень позитивного человека. Это семейное?
Вообще нет. Мама моя – «подозревака» (смеется). «Мам, мне цветы подарили. – А они не отравленные? Ты проверь, может там зараза какая». Если мы, например, едим чернослив в шоколаде, мама будет единственной, кому попадется косточка. Так что ее подозрительность это уже наш семейный анекдот. Но это, кстати, хорошо помогает в работе над собой. Как только появляется какая-то мысль относительно враждебности мира, я сразу узнаю, что это мамино и расслабляюсь. Это она меня так бережет.
Ваша семья как-то связана с актерской профессией?
Совсем не связана, но мы все очень артистичные ребята (улыбается). Папа мне только недавно сказал, что я всегда хотела быть актрисой, хотя я этого не помню. Стояла, конечно, как все дети на стульчике, стихи читала и песни пела. Коронным номером была песня «Два кусочека колбаски». Неожиданно. Кстати, однажды я спорила с однокурсником, что Леонтьев и Киркоров – это лучшая музыка. Он говорил, что у меня проблемы со вкусом. А для меня эта музыка – народная, я ее с детства слышала. Леонтьев – вообще наш семейный герой, всей семьей ходили на его концерты, сидели в первых рядах, и папа мой на него похож. Мне кажется, то, что он делал, было очень смело для того времени, в том числе и его сценические костюмы. У папы тоже была такая кофта-сетка, на одно плечо, сплошной эпатаж (смеется). Он иногда на меня смотрит и вздыхает: «Скучно стала одеваться». Я, правда, заметила, что в институте стала сдержаннее в одежде. Щука меня «причесала». А потом, после выпуска, вернулась к истокам. Блестки? Да! Леопардовый принт? Мое!
Как получилось, что после окончания института вы сразу поступили в Академию Михалкова?
Снова благодаря Коручекову. После выпуска практически никому из нашего курса не удалось поступить в московские театры. Так что я вернулась в Тулу и меня сразу взяли на главную роль в Тульском театре драмы. Но тут позвонил Александр Анатольевич и сказал, что он идет преподавать в Академию, и очень настаивал, чтобы я попробовала поступить.
Как проходит поступление в Академию Михалкова?
У Никиты Сергеевича собственный метод. Я не читала каких-то стихов, басен, песни не пела, не танцевала. Вошла в аудиторию, Михалков говорит: «Сядь на стул, расслабься, закрой глаза!», и начинается легендарное упражнение, когда ты ведешь энергию по телу от пальцев ног до глаз. Потом он говорит: «Теперь представь, что ты приходишь домой, снимаешь пальто, свет в твоей квартире выключен, только в спальне чуть приоткрыта дверь, горит свет, ты идешь туда…» У меня включается фантазия моя бурная, и вот я уже перед дверью, а Михалков дальше: «Дверь приоткрыта, а там твой любимый человек, но он не один. Спиной сидит голая женщина. Твой муж с другой. А теперь открой глаза и скажи: «Добрый вечер!» Я пытаюсь открыть – не открываются, веки тяжеленные, вся боль внутри меня! «А теперь скажи ей: «Он мой!» Я не могу, мне неудобно, я в зажиме, начинаю плакать и смеяться одновременно. «Теперь скажи, что бы ты ей сказала. Нет! Это ты сейчас мне говоришь, что бы ты ей сказала, а ты ей скажи!» Рот не могу открыть. Сидит Михалков, сидит комиссия, он смотрит, я в зажиме, не понимаю, что происходит, как он это делает? Что-то пробормотала что смогла, а он: «Спасибо, все, ты можешь идти!» Я до сих пор не понимаю, что это было. Выскочила пулей, и только услышала: «Ох, сейчас, наверное, абитуриенты-то испугаются, девчонка выбежала с экзамена в слезах!» А слезы были совсем некрасивые, это не как на сцене у девочки течет одна красивая слеза, а тут по полной: слезы, сопли, тушь потекла, лицо опухло, красота! В перерыве выбегает Коручеков: «Ну и что это было? Что с лицом-то у тебя? Понравилась ты ему, понравилась!» И убежал (улыбается).
И снова началась учеба. Чем она отличалась от Щукинского института?
Один год в Академии был для меня столь же значим, как четыре года в Щуке. У нас был очень плотный график, огромное количество занятий с разными мастерами. К тому же мы были вторым набором у Михалкова, и он очень много времени проводил с нами, мы буквально купались в его внимании. Это был супер-тренинг! Особенно важной была работа с камерой, в институте такого не было. Нас выпускают с формулировкой «Актер театра и кино», но никто не учил нас кино, у нас не было даже истории кино, что уж говорить о камере. Поэтому учеба в Академии это огромный и супер-полезный опыт!
Задам не самый корректный вопрос, но все же: к чему вы питаете большую склонность, к театру или к кино?
Не представляю кино без театра и театра без кино. Не могу уйти полностью ни туда, ни сюда. Кино – это невероятные ощущения, потрясающий опыт, самопознание и самоутверждение. А театр – живая энергия, здесь и сейчас. Нет счастливей человека, чем я на поклоне. Когда я отдаю энергию и получаю взамен другую от зрителей – это эйфория!
Несколько лет назад у меня случился небольшой эмоциональный упадок, и мои знакомые поняли это как раз потому, что на поклоне я была слишком сдержанной, где-то внутри себя, так что они забили тревогу. Это на меня не похоже. В театре я испытываю небывалое счастье, с таким ничто не сравнится. В кино пока такого нет.
Немалая часть актерской жизни – кастинги. Не секрет, что это психологически непростое испытание. Как вы с этим справляетесь?
Этому тоже нужно учиться, кастинг – обязательная составляющая профессии. Необходимо уметь создать впечатление, потому что люди видят тебя впервые. Я могу выглядеть по-разному, иногда независимо от моих усилий. Для кого-то я душка, для кого-то стерва, так людям кажется. В моем случае закалка характера произошла благодаря моим бесконечным поступлениям, выработался своего рода иммунитет не только к объективной критике, но и к совсем уж личным выпадам, настроенческим. Я хорошо защищена от нападок, но, конечно, бывают моменты, когда появляется какая-то трещинка в броне, и именно в нее попадает вражеская стрела. Мне до сих пор сложно понять как человек может возненавидеть другого человека просто из-за внешности, на ровном месте. Иногда думаю: ну как же так? Я же хороший человек, работаю на совесть! Да кому какое дело как ты работаешь, просто бесишь и все (улыбается).
То есть все это – очень субъективное восприятие?
Конечно! Но это тоже один из навыков профессии – уметь сосуществовать с любым партнером, с любым режиссером, даже если вы по-человечески вообще не совпадаете. У меня был такой опыт, когда режиссер меня буквально гнобил, но я не могла уйти, потому что мне необходимо было нарабатывать опыт, нужно было, чтобы была аудитория, чтобы меня и дальше утверждали на роли. И я терпела, а после этого год не снималась. При том, что я достаточно стрессоустойчивая, умею пропускать мимо ушей, умею отшучиваться, то есть знаю всякие средства защиты. Но иногда бывают ситуации, когда ты становишься слишком тонкокожей, и тебя все это может убить.
Бывают ситуации, когда невозможно промолчать?
Да. Если кто-то высказывается о Михалкове и Коручекове. Эти люди – мои родители в профессии, я не буду терпеть выпадов в их сторону!
Вернемся к приятным вещам. Вы играете и в детских спектаклях. Насколько это значимо для актера?
В детских спектаклях больше той самой театральной магии, ради которой мы и живем. Когда я играю в «Рыжей волшебнице» или в «Питере Пэне», то ловлю это сказочное настроение, улетаю на его волнах, и в нем существую. Детский спектакль – это чистое удовольствие, его нужно играть только с кайфом! Нужно перестать быть взрослым, перестать думать о том, что это работа, нужно просто стать персонажем. Я очень люблю это ощущение детскости, мне не хочется, чтобы сказка заканчивалась.
Как артист, вы постоянно находитесь в напряжении, в рабочем состоянии. Как вы расслабляетесь?
Я не пью алкоголь (ни разу не пробовала), поэтому не расслабляюсь. Ни-ког-да! (смеется) Я всегда в зажиме и в напоре. Но мне помогает побыть одной: посидишь дома, посмотришь сериальчик, почитаешь книжку, выстроишь свои внутренние стержни, базу свою наладишь, кремчиком помажешься (месяц не мазалась), съешь что-то вкусненькое, платье закажешь в интернете, и все – можно жить!
