17 мая на Малой сцене Театра им. Вл. Маяковского состоялась премьера «трагической комедии» «Дядя Ваня» в режиссуре Юрия Иоффе. Традиционность трактовки сюжета и отсутствие желания его переиначить в современном театральном пространстве встречаешь как подарок. Особенно ценным этот подарок становится ещё и оттого, что актёрам удаётся обойти шаблонность и патетическую рутинность, играть легко, ясно и честно.
Художник-постановщик Анастасия Глебова замыкает чеховских персонажей в одну комнату, в центре которой, подобно лесному древу, вырастает высокая лестница, упирающаяся кроной в круглый выступ на потолке. От того, что он вбирает в себя свет, возникает ощущение, что в потолке прорезана огромная дыра, где небо выглядывает своим полупрозрачным краешком, разверзая бесконечность. Когда Дядя Ваня врывается в дверь в поисках пистолета или Елена Андреевна томно поднимается по ступенькам, − возникает ощущение, что там наверху их фигуры растворятся и спустятся лишь тени. Утопая в ступеньках, Дядя Ваня прочтёт отчаянный монолог, сравнивая себя с Шопенгауэром и Достоевским. На этом же месте будет стоять и Серебряков (Евгений Парамонов), а рядом − предназначенная для него пуля разобьёт светильник, болезненно-зелёный свет которого заостряет всю безысходность обитателей усадьбы.
Но Дядя Ваня и Соня не несут в одиночестве свой крест украденного счастья, у каждого героя в этом спектакле маска неустроенности и растерянности. Юрию Иоффе удаётся их «хтонь» лишить обывательского налёта, найти новые ироничные повороты в пьесе, а где-то и подшутить над бедами персонажей. Когда Елена Андреевна и Астров во второй раз не смогли уединиться в комнате, они не кажутся несчастными, напротив, посмеиваются и смиряются, как нашкодившие дети. Астров Дмитрия Гарнова – большая удача спектакля. Казалось бы, что нового можно сказать в этом хрестоматийном персонаже? Но актёр лишает его чудаковатости и обособленности: Астров ничем не отличается ни от наивного Войницкого, ни от пусто-напыщенного Серебрякова в своих желаниях ощутить вкус жизни. Но в отличии от них он ещё и ведом трезвыми рассуждениями и мужской харизматичностью, которая и покоряет Елену Андреевну (Анастасия Мишина), склоняя к измене мужу. Астров-Гарнов естественен во всём, и даже его лекция о необходимости спасать леса (вокруг деревянного убранства комнаты), воспринимается не как речь идеалиста, а как голос здравого смысла. При этом Дмитрий Гарнов не превозносит Астрова над остальными, в нём жизнь будто остановилась, но не погасла. Что сложно сказать о Дяде Ване. Алексей Дякин играет самоотверженно, твёрдо срывая личину страдальца, под которой скрывается его Войницкий. Как замученный дикий зверь в клетке он вламывается то в одну дверь, то в другую, наконец вбегает на лестницу, с трудом находит пистолет и всё напрасно… Такому Дяде Ване действительно веришь, когда он сожалеет о том, что промахнулся и не застрелил Серебрякова.
Кажется, что неудавшееся убийство делает Соню (Анастасия Дьячук) взрослой. До этого она ведёт себя как подросток, совершенно не умеющий скрывать эмоции, полностью подчинившие её волю. Угловатые движения, не стеснённая ничем мимика, обиженность, суетность, постоянное желание приблизиться к Астрову − Соня по-детски влюблена в доктора, и поэтому есть надежда на её спасение. Возможно, такая любовь умрёт вместе с её детством. Чего нельзя ожидать от Телегина: он застрял в прошлом и рад этому. Не верится, что такой человек вообще когда-то мог жениться. С лягушачий походкой Илья Ильич, он же Вафля, в исполнении Дмитрия Прокофьева напоминает доброго домового усадьбы. Сколько ему лет, какая будущность ждёт его, чем он терзаем и рад, − разгадать невозможно. Туманность судеб чеховских героев становится главным настроением спектакля. Здесь все – Дяди Вани. Даже старая нянька (Татьяна Рогозина) и Мария Войницкая (Надежда Бутырцева), напоминающие ожившие лица старинных фотокарточек, наблюдают за всем так, будто всё уже происходило перед их глазами. Отстранённо, даже немного насмешливо старухи играют роль надзирателей, которых лишили права голоса, но оставили право на сопереживание.
Светлый юмор и самоирония придают возвышенной тональности спектаклю Юрия Иоффе. За тяжёлыми деревянными дверьми скрывается множество теней прошлого усадьбы Войницких, но ощущение оторванности от материка, дарит свободу. Будто мачта корабля, наткнувшегося на айсберг, покачалась, поныла и успокоилась. И снова жить хочется. Соня не сразу читает свой монолог о небе в алмазах, до этого она как ребёнок бежит за уехавшим Астровым в надежде, что тот передумает и останется. Но в этом порыве видится и смирение, и надежда, и желание до последнего верить в счастье. Спектакль Юрия Иоффе даёт возможность всё это пережить.
