То, что зрители могли бы написать в отзывах, Данил Чащин вынес в название спектакля. Вернее, такой русскоязычный заголовок дали пьесе переводчики Ольга Варшавер и Татьяна Тульчинская, и Чащин не стал его менять. Провинциальный американский театр «Балаган» – главный герой пьесы Чарльза Мори (Charles Morey), и всё, что в нём происходит, достойно выбранного названия. С одной оговоркой: это не грубый шутовской балаган (хотя внешне иногда похоже), откуда сбегаешь в первом действии, не дождавшись антракта. Это народный балаганчик – простой и незамысловатый театр, но сделанный с искренней любовью.
Пьеса, написанная в 2001 году, не имеет ни противопоказаний, ни срока годности: она удачно разнообразит репертуар любого театра мира в любую эпоху. Данил Чащин ставит «Балаган» именно сейчас, и на это есть причина. За время карантина театры и зрители остро ощутили, насколько они на самом деле любят театр.
Чащин видит театр по-особому – что называется, любит театр в себе, а не себя в театре. А ещё он, похоже, не молится на Москву, ставит по всей России. Только в марте этого года его спектакли идут в Перми, Саратове, Воронеже, Челябинске и родной Тюмени. Москвичам тоже всё чаще везёт с Чащиным: его постановки можно увидеть сразу в нескольких столичных театрах. Искушённая публика полюбила режиссёра за умение обсудить глобальные общечеловеческие темы без назидательности – изящно и (само)иронично. Это «само-» приятно ловить со сцены, а в случае с «Балаганом» без этого вообще ничего бы не получилось.
Умение театра подтрунивать над собой тем ценнее, чем активнее нас пытаются убедить, что театр – это исключительно социально-политическая площадка, что он обязан высмеивать пороки общества, убогость правовых систем и тиранию государственной власти. Ничего такого нет ни в пьесе Мори, ни в постановке Чащина: предметом самоиронии выступает сам театр. В оригинале пьеса называется Laughing stock – «посмешище, объект насмешек», дословно – «смеющееся стадо» (по сюжету летний театр «Балаган» обосновался в бывшем коровнике и вмещает всего 50 зрителей).
Чарльз Мори не раз называл пьесу объяснением в любви театру. Материал для неё он копил много лет, потому что мечтал написать о людях, преданных сцене и готовых делать на ней всё возможное вопреки обстоятельствам. «В 1969 году, окончив университет, я работал актёром в летнем театре в штате Нью-Хэмпшир – это примерно в 250 милях от Нью-Йорка, – рассказывает Мори в одном из интервью. – Помещением театра и в самом деле служил деревянный сарай начала XX века со складными стульями для зрителей, и, разумеется, там не было никакого кондиционера. В жаркие и душные вечера воздух охлаждал только океанский бриз из раскрытых окон, но даже это не всегда спасало. Я почти семь лет своей профессиональной жизни был связан с этим театром – сначала как актёр, потом как режиссёр и художественный руководитель, и именно этот театр я перенёс в свою пьесу “Балаган”».
В «балаганном» мире Чащина всё, как и положено, начинается с вешалки: она стоит в центре сцены и держит занавеску, которой накрыта мебель. Ткань защищает от пыли реквизит на зимнем хранении, но выглядит, как – ни больше ни меньше – королевская мантия со шлейфом. Перед нами её величество вешалка. Художник-постановщик Анастасия Глебова уложила на пол классическую колонну и разместила на маленькой сцене довольно много декораций. Это театр, делающий всё возможное, чтобы выглядеть настоящим. На стене – афиши прежних постановок, свидетели усилий и неудач. Например – постер к спектаклю «Пер Гюнт», из-за которого у давнего спонсора театра Барбары ДеМартино с некоторых пор аллергия на Ибсена. Портрет уважаемой благодетельницы «Балагана» тоже висит на стене. Театралы узнают в ней народную артистку России Ольгу Богданову, играющую в Театре Армии с 1973 года.
Театралам режиссёр подмигивает отдельно – через пародию на актуальный театр: поиск гендера, поклонение европейским режиссёрам, физический перформанс, новую драму и затасканного «Гамлета», собирающего аншлаги. А ещё – через понимание, что везёт лишь случайной горстке бродвейских звёзд. Что есть крутые столичные театры, куда не пробиться рядовому артисту из глубинки, есть остальные театры, которые «проповедуют высокие идеалы и низкие зарплаты», и есть сараи – для тех, кто не может жить без театра.
Влюблённая в театр провинциальная труппа щедра на типажи. Есть парочка молодящихся старожилов (Софья Гуськова и Дмитрий Оболонков), для которых запомнить текст – уже успех; неопределившийся с будущим молодой актёр на сезонной подработке (Денис Дёмин); юная старлетка в поисках выпуклой телесности (Анна Воропаева); нервный чудак, не готовый и жеста сделать без подробнейшего разбора (Александр Аргос). Преисполненный собственной значимости трагик Вернон Волкер (Сергей Данилевич) в мечтах – Король Лир, в жизни – обиженный на судьбу артист-невезунчик. (Интересная параллель: с 2018 года на этой же экспериментальной сцене идёт спектакль «Омлет» с участием Данилевича. Постановка Александра Вислова тоже приоткрывает театральную кухню со стороны закулисья, тоже иронизирует над театральными трендами, так же использует Шекспира и признаётся в любви Мельпомене.)
Конечно, у театра есть худрук. Гордон Пейдж (Сергей Колесников) «перерос» возраст Гамлета, не успев сыграть его вовремя, и теперь голову принца датского вместе с короной венчает седина. Объяснимо и это: везунчиков тут нет, рядовые провинциальные артисты везут старую колымагу вопреки обстоятельствам. И пока ты отвечаешь за весь балаган, тебе некогда всерьёз примерять образ Гамлета. Потому что изо всех сил заботишься о «мимолётном упоительном братстве», где у каждого своя кружка, но один на всех пакетик чая. Где артисты влюбляются и женятся, а местный житель завещает свой череп скелету Йорика. Где завтруппой помнит наизусть не только статьи расходов, но и текст спектакля, а амбарную мышь зовут Джерри. Что это, если не признание в любви? Вот и надпись love на стене не оставляет никаких сомнений!
