Как известно, сначала ты молод, а потом ставишь «Чайку» на основной сцене МХТ. Худрук театра Константин Хабенский снял птицу с легендарного занавеса и выпустил её в зал бумажным самолётиком. А вместе с занавесом распахнул клетку воспоминаний и дал свободу ностальгии по босоногому детству, переломным моментам юности и театральным вехам.
В спектакль периодически прилетают птенцы чайки – дети в белых одеждах. Метафора завтрашнего дня, надежды на будущее, вечной жизни не даёт чеховской пьесе звенеть на трагической ноте. Пока полыхает костёр непоправимых ошибок прошлого, белые ангелочки бегают по сцене, скачут на одной ножке и дразнят никчёмную старость, потому что без этого невозможны жизнь, движение и эволюция.
Сцены играются на берегу озера, где хотелось бы провести целую жизнь. Тут приятно делать всё на свете – репетировать новые формы театра и страдать от безответной страсти, выгуливать тёмные очки и молодых любовников, удить рыбу и отстреливать чаек, беседовать о славе и муках творчества. На природе, рядом с водой, чувства кажутся острее, а диалоги осмысленнее. Идиллию нарушает лишь вой собаки, навевающий смертную тоску, и отвратительный смех Шамраева.
Чеховские герои у Хабенского живут свою жизнь стремительно, размывая границы между мечтой о будущем и воспоминаниями о прошлом. Они быстро стареют, черствеют душой и обрастают ненужным опытом, словно бесформенной спутанной бородой, не поддающейся бритью. Одним так и не удалось взлететь, полёт других оборвался на самом пике, третьи безвольно парят, послушные капризам ветра. И эта жизнь для них – словно театр, где при любом раскладе каждый хочет больше текста и сценического времени, а в идеале – главную роль, стоячие овации и признание критиков.
Какое время, такие и «Чайки». Обитáя внутри чеховской пьесы, взаимодействуя и произнося диалоги, персонажи у Хабенского не слышат друг друга, потому что увлечены игрой в собственных моноспектаклях. В этом многоголосии слышны разные мелодии: обида, зависть, восторг, отчаяние, страх, любовь, сожаление. При этом спектакль не распадается на части: он смотрится цельной ансамблевой конструкцией, где все темы сливаются в «общую мировую душу».
И болит эта душа о счастье. Где оно прячется и кому открывается? Как распознать, удержать, повторить? Хватит ли жизни, чтобы долететь до него? Как известно, счастливым можно быть только в детстве, когда мама молодая, а ты играешь в классики во дворе и грызёшь яблоко. И пока не знаешь, что в мире, где «не за что биться, нечем делиться», для общего завтрашнего счастья маме всегда нужно оставаться молодой.
Спектакль режиссёр подписал так: «С огромной благодарностью всем женщинам в моей жизни». О женщинах Хабенского известно не много, но все они, вероятно, любили/-ят театр, Чехова и «АукцЫон».
