Кажется, Юрий Цокуров, артист театра им.Е.Вахтангова, способен приручить любой музыкальный инструмент. Но между Консерваторией и Щукинским институтом, он все же выбрал «Щуку». Выпускник 2016 года уже любим не только взрослыми зрителями, но и самыми строгими ценителями театра – детьми. Сказочный мальчик Питер Пэн, музыкальный артист и артистичный музыкант – Юрий Цокуров: о театре, музыке и совпадениях.
Анна Смолякова (АС): Когда я смотрю спектакли с Вашим участием, у меня складывается ощущение, что Вы можете играть на любом музыкальном инструменте.
Юрий Цокуров (ЮЦ): Да, практически на любом. Потому что освоить новый инструмент на минимальном доступном уровне для меня не составляет большого труда. Я учился музыке, подкован в музыкальной грамоте, посвятил этому много времени, с 5 и до 19 лет только этим и занимался.
АС: Как это получилось? Сами захотели?
ЮЦ: В пять лет я не то чтобы чего-то хотел, просто ходил и пел, и как-то, видимо, правильно пел – меня записали в музыкальную школу. Я очень долго занимался вокалом, потом отдали на инструменты: сначала гармонь, потом баян. На фортепиано играют все музыканты – это обязательный дополнительный инструмент, а гитару сам освоил. Поступил в институт – освоил саксофон за лето. Вот на скрипке я не умею играть, но если надо будет – научусь.
АС: А семья у Вас музыкальная?
ЮЦ: Нет. Никакого отношения не имеют ни к музыке, ни вообще к искусству. Есть любовь к музыке. Папа иногда играл на гитаре и пел. Он с детства водил меня в театр, совершенно не предполагая, что я буду учиться в театральном.
АС: Родители обрадовались, что Вы поступили в театральный институт?
ЮЦ: Родители скорее удивились (улыбается), я попытался объяснить. Они у меня просто чудо, всегда меня поддерживают, помогают во всем, доверяют моему мнению и моим желаниям. Гарантий поступления, как и у любого человека, никаких не было. Я оставил себе запасной вариант. Если не поступлю в театральное, то пойду в консерваторию и не важно в какую: в питерскую ли, краснодарскую, ростовскую…в какую-нибудь точно бы поступил.
АС: Как получилось так, что основной инструмент – баян? Вроде не самый популярный инструмент у детей.
ЮЦ: Я жил в Краснодарском крае, это очень музыкальный край. Я попал в народный хор, а с народной музыкой связаны и народные инструменты: баян, балалайка. Баян показался сопутствующим инструментом, а потом он и вовсе вышел на передний план. В колледж поступил уже не на вокал, а на инструмент.
АС: Я знаю, что недавно Вы создали свою музыкальную группу?
ЮЦ: Да, это случилось полгода назад практически случайно. Мы в принципе всегда музицировали на каких-то мероприятиях, а тут сочинилась одна песня, вторая… И мы подумали, что надо что-то с этим делать (улыбается). Начали пробовать, и через пару месяцев состоялся первый концерт, для своих, конечно. И вот теперь у нас есть концерты для публики.
Странно у нас всё сложилось, потому что обычно группы создаются по-другому. Наверное, надо взять каких-то играющих и поющих людей, правильно? А у нас как? Мои товарищи – Геннадий Вырыпаев и Федор Парасюк – не учились музыке, если проводить нескромную параллель, это как «The Beatles», просто собрались люди, необученные, но любящие музыку, у которых что-то рождается, есть идеи. Песни мы пишем в основном вместе, а пою я. Это все недавно случилось, мы сами еще в шоке… Хотим сыграть концерт, записать музыку, как-то распространить это, с учетом того, что мы же еще люди занятые, есть театр и кино. Пока мы успели только концерты, записи в процессе.
АС: Почему такое название «Norway Today»? Я думала, что увижу таких ребят в свитерах у костра.
ЮЦ: Это просто название (улыбается). Мы пока не очень про себя сформулировали стиль музыки. Это русская музыка, на русском языке, с русскими традициями и нам как раз нравится, что название не имеет к ней никакого отношения.
АС: Баян будет?
ЮЦ: Обязательно! Скорее он будет в помощь, основной инструмент – гитара, но где-то будет и баян. Мы только в процессе становления и поиска. Главное, чтобы это было в удовольствие. Это вообще касается всего, не только музыки. Это же не ради денег, не из стремления раскрутить себя как актера, это те вещи, о которых мы не думаем, да и никому не стоит об этом думать. Нужно заниматься тем, что нравится.
АС: Что еще, кроме музыки, Вас увлекает?
ЮЦ: Я люблю ходить в театр (улыбается) как зритель. Вот сейчас у нас будет ставить режиссер Михаил Станкевич, и я ходил смотреть его спектакль «Жена» в Табакерке. Вот так знакомлюсь с режиссером, смотрю его спектакли. Стараюсь ходить на крупные премьеры, на интересных режиссеров. На московские спектакли Бутусова ходил, на Крымова ходил: «Муму» в Театре Наций, «Сережа» в МХТ. Огромное впечатление на меня производят эти режиссеры. В СТИ хожу практически на каждую премьеру. Я люблю ходить в театр. И в кино тоже люблю.
АС: А кино какое?
ЮЦ: Я очень люблю классику. Бергмана.. Вот сейчас взялся за Романа Полански. Я люблю пройтись целиком по творчеству того или иного режиссера. Год назад просмотрел всего Михаэля Ханеке. И вот так же с Триером, Феллини, Кубриком, ну и так далее.
АС: А развлекательные фильмы?
ЮЦ: Конечно, я и фильмы «Marvel» иногда люблю. Искусство разное бывает, этим оно и хорошо. Есть и развлечения, есть и серьезные вещи.
АС: Как же Вы все успеваете?
ЮЦ: Я просто это очень люблю, а когда любишь – это не труд, это отдых и удовольствие. Как и книги..
АС: Какие книги читаете?
ЮЦ: Ой, все (улыбается). Вот сейчас перечитываю «Дар» Набокова. Перед этим Стругацких читал, перед ними «Щегол» Донны Тартт. Но на фильм «Щегол» не пойду, боюсь, он меня разочарует.
АС: Вернемся к театру. То, что вы попали на курс к Александру Коручекову кажется мне каким-то провидением, чем-то Вы с ним похожи, какое-то чудесное совпадение.
ЮЦ: А почему Вы так подумали? Просто мне тоже так кажется, но странно, что это говорит кто-то со стороны. Мне в жизни очень везло с учителями, с каждым. По хору, по баяну, в институте…люди меня как-то вели. А с Коручековым это действительно чудо, потому что при поступлении на каком-то этапе я везде слетел, на первом туре, на втором, во МХАТе, в «щепке», везде, и остался только Александр Анатольевич. А к нему я попал на первое же прослушивание. Обычно на первых прослушиваниях сидят разные педагоги, необязательно те, кто набирает курс. А он там был, вот опять же случайность. И после этого первого прослушивания он меня сразу через несколько туров перекинул, видимо, уже представлял меня на своем курсе. И судя по дальнейшим нашим контактам, он мой человек, и мне кажется, что он тоже это чувствует.
АС: Что Вы ощутили, когда от такого близкого и родного Александра Анатольевича попали к Бутусову?
ЮЦ: Другой режиссер – это совершенно другой мир, другой космос. Когда ты попадаешь в этот мир, ты с ним либо взаимодействуешь, либо нет. И в этом нет ничего обидного, просто совпадение или нет. Допустим, Лив Ульман и Ингмар Бергман совпали когда-то, и она играла у него во многих фильмах. А бывают и несовпадения.
О наших совпадениях с Юрием Николаевичем пока, наверное, рано судить. Я очень много от него получил. В репетициях с ним много поиска, он ждет от актера каких-то предложений, очень много от него берет. С одной стороны это и тяжелее, а с другой – интереснее. То, что ты придумал, зачастую сохраняется в спектакле.
АС: Бутусов на пресс-конференции сказал, что он ставит спектакли для себя, так, как ему нравится.
ЮЦ: Художник пишет картину так, как ему нравится. Музыкант пишет музыку так, как ему нравится. Почему режиссер не может ставить так, как он видит? Если привязываться к какому-то стилю или к чьему-то мнению – это просто топтание на месте, не будет никакого движения вперед, ни для искусства, ни для художника. Пикассо не стал бы Пикассо, если бы не рисовал так, как хотел.
АС: Многие люди жалеют «бутусовских» актеров, им кажется, что вас мучают.
ЮЦ: А ради чего мы тут (смеется)? Чтобы отдыхать? Нет! Если во время выпуска спектакля ты не «заболел» им и не почувствовал себя самым ничтожным актером на свете, то, наверное, ничего не получится. Сильные и хорошие работы получаются после метаний, поисков, маяты, полного хаоса. Только тогда взрастает что-то настоящее.
Моя роль в «Пер Гюнте» родилась в процессе поиска с Юрием Николаевичем. Сначала он пригласил меня подыграть одну песню на аккордеоне, потом я что-то принес, потом помог с песней, потом предложил сцену, и в итоге получилась роль музыканта, просто родилась в процессе репетиций.
АС: Как Вы для себя увязали эту роль с историей Пера?
ЮЦ: Пьеса написана в стихах, это поэзия. А поэзия – это музыка. А сама музыка в спектакле как бы приподнимает эту историю, добавляет верный тон, помогает правильно донести эту историю. И получается музыкальная картина.
АС: Я неоднократно смотрела спектакль, и почему-то каждый раз внимание привлекает именно Ваш персонаж.
ЮЦ: Может быть потому, что мне там очень хорошо (смеется)? Я получаю необыкновенное удовольствие от своего присутствия в спектакле. В процессе выпуска я как-то прирос к своему месту в уголке, которое мы придумали, и мне там так уютно (смеется). Я очень органично себя в нем ощущаю.
АС: Все Ваши любимые инструменты при Вас: фортепиано, баян, гитара…даже барабан.
ЮЦ: Да…вот с барабаном был случай, очень страшный и одновременно где-то смешной. Во время моего монолога с барабаном, колотушка от барабанной палочки улетела в зал. Я подумал, слава Богу, что это репетиция. И тут на последнем спектакле я начинаю бить в барабан и через несколько ударов понимаю, что колотушки опять нет. Я начинаю судорожно думать, куда она улетела. Неужели в зал? А зал я не вижу из-за рампы. Начинаю прислушиваться, вроде никто не кричит (смеется). Нет, не в зал улетела, на наше счастье.
АС: А какой бы прекрасный сувенир был для кого-то из зрителей!
ЮЦ: Да, фингал всегда отличный сувенир.
АС: Ну, настоящие поклонники Бутусова сочли бы это своего рода «орденом». Они вообще люди подготовленные. А как у Вас складываются отношения с публикой?
ЮЦ: Контакт с залом очень важен. Если не мешает свет в спектакле, я всегда вижу зрителя и его реакцию. В основном, конечно, люди все же приходят настроенными на спектакль, и очень расположены к какому-то энергетическому общению. Самое ужасное – телефон. Если я вижу, что зритель, например, отвернулся, я понимаю, что я потерял контакт, может быть ему не интересно, но все-таки это реакция, какое-то общение. А телефон – это сразу стена. Железобетонная.
АС: Зрители бывают разные. Некоторые изначально не настроены на спектакль. И многие, конечно, обожают покритиковать всех и вся. Как Вы к этому относитесь?
ЮЦ: Мне очень любопытно, очень. У нас в театре есть специальный стенд, где вывешиваются статьи, фотографии и мне очень интересно все это читать. Ведь каждый человек, который что-то написал о спектакле, увидел что-то свое. Иногда читаешь о своем спектакле и думаешь: «ах, вот что там еще есть» (смеется). Это, кстати, бывает очень полезно.
Что касается какой-то колкой, нелицеприятной критики, я не часто такое вижу и меня это не нервирует. Ну а как это можно принимать близко к сердцу? Все люди разные, кто-то увидел одно, кто-то другое, кому-то нравится, кому-то нет. Это нормально. Мои ощущения от спектакля в любом случае будут другими, я же смотрю его изнутри.
АС: Отличаются ли взрослые зрители от зрителей-детей?
ЮЦ: Ребенка не обманешь (улыбается). Дети более откровенны, они не стесняются выражать свои чувства во время спектакля, более открыты и готовы к восприятию. Обмануть их не получится, они улавливают малейшую фальшь.
АС: Если говорить о детских спектаклях, то, например, «Питер Пэн», где Вы играете – не самая простая сказка, а сам Питер очень неоднозначный персонаж.
ЮЦ: Да, именно так. Я очень люблю этот спектакль как раз за то, что он не чисто детский, не развлечение ради развлечения. Там есть мысль, и это здорово. Хорошо, когда есть неоднозначные персонажи, значит, есть о чем подумать. В этой сказке много размышлений на тему детства. Что теряет человек, когда взрослеет, что он приобретает. Детство – самое прекрасное время. Время, когда мы во все верим, когда создаем необыкновенные миры и нет никаких пределов нашей фантазии. Почему люди становятся актерами? Чтобы продлить это чудесное время (улыбается).
Разговаривала – Анна Смолякова
