Пространство Community на Космодамианской набережной будто специально предназначено для того, чтобы ходить и рассматривать его — настолько необычно дизайнерское сочетание книг, диванов, статуй и бара. Формат театрального променада в полутемном лакшери-лабиринте кажется очень уместным, как и женщины в вечерних платьях и белых мужских рубашках, которые ведут спектакль. Но ожидать утонченного эстетизма не стоит: постановка театрального критика Елены Смородиновой посвящена объективации и насилию в театральной и киноиндустрии. Она продолжает дискурс о Харви Вайнштейне и #MeToo, существующий в публичном пространстве с 2017 года.
Формат спектакля — привычная бродилка. Начинается действие в полукруглом зале с книжными полками до потолка, похожем на библиотеку из «Гарри Поттера». Зрителям случайным образом раздают фотографии девушек, за которыми нужно следовать. Три девушки — три группы, которые проходят сцены спектакля в разном порядке. Зрители перемещаются по локациям, а в конце вновь собираются в библиотечном пространстве, где спектакль завершается. Для такого формата важно быть готовым провести час-полтора на ногах.
Содержательно постановка собрана из двух частей, которые с трудом стыкуются между собой. Скелет сюжета — пьеса Антона Бониччи «Слушай, я умираю» об убийстве главы порномедиахолдинга Анны Писфул. Зрители присутствуют при диалогах героинь спектакля, так или иначе с ней связанных, слушают беседы о жизни и работе, в которых рефреном проходит презумпция телесности как товара. Об этом говорят нарочито буднично, почти не чувствуется, насколько унижение вошло в привычку.
Однако самая важная часть спектакля выходит за рамки пьесы. По щелчку миниатюрной кинохлопушки героини переходят к документальному материалу — личным историям из российской индустрии.
— Однажды мне сказали, что я должна быть порноактрисой. Серьезно жила с этой идеей дней десять и ужасалась… Я же хотела Нину Заречную играть.
— Был первый курс театрального. Пригласил на встречу человек, который назвался продюсером. Говорит: «Буду делать тебя звездой, но и тебе придется что-то делать, мы будем общаться, много общаться, понимаешь?» Я, в принципе, понимала. Думала: «Если что, сбегу, я всегда сбегала».
— У нас как общество ждет: актер должен быть высокодуховным, Евтушенко читать…
— Очнулась, привязанная к кровати, от того, что меня имеют довольно жестко. Не понимала, что со мной, как все это произошло. Он потом извинялся, признавался в любви.
Все истории либо об изнасиловании, либо о харассменте. В отличие от неестественно-наигранного текста пьесы, в них слышна искренность. Несколько рассказов в конце меняют фокус: они о том, как девушкам удавалось защищать себя и не оказываться в позиции жертвы. Как ни странно, эти истории только усиливают общий нарратив — противостояние не отменяет контекст насилия.
К сожалению, спектакль с такой масштабной заявкой и серьезной темой не получился ни пронзительным, ни переворачивающим сознание. То ли актерские недоработки, то ли попытка соединить несоединимое свела страшную риторику к банальному перечислению. Спектакль преподносит давно известную проблему как откровение, а рассказы девушек встраиваются в ряд аналогичных историй по всему миру. Формат променада подается как необычный, но в театре он тоже давно испытан. Есть отдельные находки — например, когда зрители на минуту становятся безвольными шахматными фигурами — но они не перекрывают ощущение, что все это мы уже где-то видели. Фокусируя зрителей на том, насколько мир вокруг полон объективации, постановка не приводит к новым выводам, но все-таки достигает социально значимой цели — в очередной раз обращает внимание на проблему, о которой надо говорить, пока она не будет решена.
