Про театр «Балет Москва» слышали многие по всей России. С 2012 года его возглавляет Елена Михайловна Тупысева, и благодаря ей театр расцвел и стал любимым местом не только среди поклонников современной хореографии, но и среди простых зрителей, ценящих интересное современное искусство. Мы поговорили с Еленой о том, как жилось театру во время карантина, почему важно не прекращать работу и как артисты пережили кризис. Кроме этого, Елена Михайловна поделилась планами театра на будущее и своими мечтами.
Сложно оставить без внимания текущую ситуацию с театральным миром в России. Из-за коронавируса сначала нельзя было работать вообще, теперь только на 25% зала. Как театр справляется с этим?
Если говорить про полное закрытие, то это было неожиданно. Понятно, что Москва отставала немного от других больших европейских городов, и предполагалось, что с нами произойдет то же самое, то есть, психологически я была готова к ситуации в целом. Но не думала, что это так быстро произойдет.
Артисты прервали работу чуть раньше, чем нас закрыли, потому что был такой период непонимания: продолжим мы играть спектакли или нет, поэтому мы на какое-то время даже перестали репетировать, чтобы не подвергать артистов риску заразиться. Когда объявили о закрытии, я думала, чем мы будем заниматься, никто же не понимал, как надолго нас закрыли и когда вообще мы сможем вернуться к работе. Во время карантина артисты каждый день занимались – и наши педагоги, и педагоги приглашенные вели онлайн-классы. Понятно, что они всё равно теряли форму, потому что дома мало что можно делать, но каждый день видеть друг друга, хотя бы онлайн – это важно.
С 25% заполняемостью зала работать сложно, так как наши доходы сократились на три четверти и, конечно, такие финансовые потери приведут к сложному финансовому положению. Артистам играть в мало заполненном зале некомфортно. Очень надеюсь, что к весне ситуация улучшится.
Что для Вас, как для директора, было самым сложным в этот кризис?
Я думаю, самое сложное – принять то, что эта ситуация надолго. Что все планы на 2020 год и даже 2021 придется перестроить, изменить. Также, хоть мы и государственный театр, принадлежим Москве и у нас есть субсидии от города, которые покрывают большинство зарплат, мы, конечно, столкнулись с финансовыми потерями. Ведь выпуски новых спектаклей и некоторые другие расходы происходят за счет заработанных на билетах средств. И, конечно, самое обидное – отменились все гастроли, запланированные на 2020. У нас были большие планы со спектаклем «Танцпол», но мы его даже в Москве мало поиграли, не успели.
Как Вы думаете, как изменилась труппа после этого? Повлиял ли карантин на артистов и их восприятие профессии?
Конечно, они соскучились по своей профессии, ведь привыкли каждый день репетировать, встречаться, играть спектакли на зрителя. Артисты – именно те люди, которые сложнее всего переживали этот кризис. Наверное, они пересмотрели скоротечность своей профессии. Кроме этого, у нас особенный жанр, мы можем что-то делать онлайн, но всё-таки относимся к live-art, живому искусству, и любой выход на сцену сейчас очень важен, более ценен, чем раньше.
Во время карантина вы выпустили премьеру «Прощай, старый мир!» с хореографом Владимиром Варнавой. Почему решили делать онлайн-спектакль? Чтобы попробовать новый формат или для того, чтобы быть в тренде онлайн-театра?
Было очень много не онлайн-спектаклей, а трансляций. Мне это было неинтересно, ведь спектакли, созданные для сцены, надо специально записывать. У нас нет таких качественных видео и нет бюджетов для этого. Во время карантина мы с артистами работали в разных форматах: и мастер-классы, и онлайн-включения. Когда стало понятно, что вся эта ситуация надолго, я предложила разным хореографам сделать спектакль. В итоге договорились с Володей Варнавой.
Месяц работали над этим проектом, репетировали, готовились. Володя предложил команду – и художника-дизайнера, Павла Семченко, и композитора, и видеохудожника, и техническую команду поддержки. Это же очень сложная работа с множеством технических особенностей. Как и в любом живом спектакле, был риск, что что-то не сработает, что кто-то войдет в кадр позже или раньше, что не включится камера или видеосигнал не будет нормальным. Не вся труппа приняла в этом участие, всего 5 или 6 артистов, но они были заняты с утра до ночи целый месяц и совершенно по-новому исследовали возможность показывать спектакль, понимая, что ты находишься в своей комнате, в квартире. Ты у себя дома, у тебя другие застройки-настройки в теле, мозгу. Это сложный момент – танцевать дома, понимая, что на тебя смотрит кто-то, непонятно, сколько человек и какая их реакция.
Недавно состоялась самая настоящая, оффлайн-премьера спектакля «Волшебник страны ОЗ». Скажите, как решиться на премьеру, зная, что театры могут закрыть в любой момент?
В принципе несложно. Здесь не столько страшно премьеру готовить, сколько переживаешь за артистов, которые каждый день ездят на работу в общественном транспорте. Это такая лотерея – заболеешь ты или нет. У нас небольшой коллектив, и, если кто-то заболеет, мы из-за этого не сможем сыграть спектакль. Премьеру мы просто делаем для того, чтобы делать, и в любом случае мы бы её показали. Это лучше, чем не делать ничего. Премьера 2 раза переносилась с площадки на площадку. Из-за этого, с одной стороны, перегорели чуть-чуть, с другой стороны – у хореографов было больше времени поработать над спектаклем, какие-то вещи мы попробовали, проверили.
Вообще идея этого спектакля давно родилась?
У нас в театре есть хореографы-резиденты Анастасия Кадрулёва и Артем Игнатьев, они с нами всегда работают – домашние хореографы, choreographer in residence, как говорят. Хореографы где-то раз в год-два создают новый спектакль для нас. При этом мы, естественно, приглашаем для работы и других хореографов. Но где-то четверть репертуара делают нам Настя с Артемом. В 2015 году они ставили балет для всей семьи «Дюймовочка». Получилось удачно, и я поняла,что нужно обязательно сделать еще одну детскую премьеру.
Какой новый опыт приобретает труппа благодаря этой работе? В «Танцполе» это было объединение классической и современной трупп, в «Прощай, старый мир!» – онлайн работа. А с чем необычным артисты столкнулись в «Волшебнике»?
Здесь опять участвуют обе труппы. Каждый спектакль – это, естественно, новый опыт, в любом случае. И Настя с Артемом – это хореографы с танцевальным прошлым, они выпускники балетных академий. Они как раз такие люди, которые знают отлично классику, балет и хорошо разбираются в современном танце. Поэтому они могут работать и с балетными артистами, и с артистами современного танца. После «Танцпола» стало понятно, что у нас есть возможность объединять обе труппы. Не каждый раз, но есть. И мы решили второй раз это сделать. Еще одна задача – не относиться к «Волшебнику» как к детскому спектаклю. Мы всегда подходим к детскому спектаклю серьезно с точки зрения концепции, костюмов и музыки. Настя и Артем создают такую хореографию, которую артистам было бы интересно танцевать.
Как дети воспринимают современный танец?
Дети, да и многие взрослые, не разбираются сильно в жанровых различиях, поэтому мы делаем спектакль, в котором много видео и костюмов. История понятна, многие её читали. Всё действие – это как будто компьютерная игра, а герои книги – это герои воображаемой компьютерной игры. Каждое путешествие по разноцветным странам – это как прохождение уровней. Я думаю, что для детей, которые сейчас, естественно, знакомы с виртуальным миром, с компьютерными играми, это будут узнаваемые символы, которые смогут их заинтересовать.
Меняется ли отношение зрителей к современному танцу?
Зависит от города и региона. Если говорить про Москву, то это очень развивающийся современный город. К нам ходят не профессионалы танца или балета, а обычные зрители, готовые экспериментировать со своим досугом. Они ходят и смотрят разные вещи: в театр идут, на выставки, в кино. Эти люди периодически ездят за границу и понимают современную визуальную и театральную культуру. Я думаю, что современного танца стало чуть больше, чем 10 лет назад, к нему больше глобального доступа – за границей, в интернете. Современный танец – искусство нишевое, это не мюзикл, не искусство больших масс. Но, как и любое искусство, оно имеет своего зрителя.
Много людей приходят к нам и впервые видят современный танец. Если это качественный продукт, если он хорошо сделан, если он современный, с хорошей музыкой на интересные темы, то он впечатлит зрителя. Такой еще есть показатель: коммерческие компании всё чаще и чаще обращаются к нам за помощью в создании чего-то – выступить на корпоративе, например. Недавно, где-то год назад, был юбилей одной большой международной юридической компании, для которой руководители сделали подарок сотрудникам этой организации – выкупили спектакль, и вся компания, 200 человек, пришла в театр, посмотрели наш «Танцпол».
Как бы Вы определили положение современного танца в России? В чем отличие от европейских стран?
В Европе культура в основном финансируется из государственных источников – бюджеты федеральные, города, региона. Там не так много государственных организаций культуры, по большей части частные. Так вот, доступ к деньгам имеют как частные организации, так и государственные – ты можешь подать заявку не только на конкретный проект. Но ты можешь рассчитывать и на институциональную поддержку – подаешь заявку на двухгодичную или четырехгодичную субсидию, в зависимости от уровня развития твоей компании. В России этого нет. В России смысл в том, что на государственные деньги, неважно какой бюджет – муниципальный/региональный/федеральный, по закону поддерживаются государственные организации культуры. Все организации культуры, которые есть и поддерживаются, например, в Москве, по большей части это организации, которые существовали еще до 1991 года. А жанр «современный танец» появился в России после 91 года. Просто государство не создавало новых институций для новых жанров, чтобы финансировать. А в институциях существующих, которые занимаются другим, оно не может зародиться. А «Балет Москва» – небольшой театр, созданный в 1989 году. И вообще случайным образом так сложилось, что в нем появилась труппа современного танца, помимо классического балета.
Как изменился зритель театра «Балет Москва» за те 8 лет, что Вы им руководите?
Когда я пришла в театр, он был в глубочайшем кризисе по всем фронтам и причиной моего назначения было то, чтобы Департамент культуры не был доволен положением дел в театре и прежним руководителем. Поэтому меня назначили, чтобы предложить театру новую концепцию развития. Театр они закрыть не могли, хотя я предлагала, потому что мне казалось, что проще закрыть и открыть что-то новое, чем из такой кризисной ситуации двигаться куда-то. Мне предложили эту работу для того, чтобы переосмыслить этот театр. Зритель ходил, но очень плохо. Мы отменили весь репертуар и стали всё делать заново, и многие зрители подумали, что это просто новый театр. Те, кто стал к нам ходить, ничего не знали про «Балет Москва» до этого.
Сколько понадобилось времени, чтобы справиться с кризисом?
Были разные этапы. Так, чтобы перестать хирургическим путем действовать – года три.
Как бы Вы описали текущую концепцию развития театра?
Она сильно не поменялась с 2012 года. Изначально смысл и миссия была такая, что, имея необычное преимущество как две труппы – современного танца и балетную, различающиеся технически, концептуально, эстетически, развивать театр в области современной хореографии, опираясь на разнообразный технический вокабуляр артистов. Разные жанры – балет и танец – объединены современной хореографией. Две труппы, сохраняя свою самобытность и свою обособленность, двигаются в одном векторе, который называется современная хореография. Стояла задача найти свое лицо, чтобы «Балет Москва» было равно современной хореографии, и не важно, это балет или современный танец. Для создания спектаклей мы приглашаем российских и зарубежных хореографов, которые делают постановки с нашими артистами с нуля. То есть, мы не занимаемся переносами, не показываем спектакли, которые когда-то были где-то поставлены. С нами работают хореографы нового поколения. Наша задача, чтобы артисты влияли на создание спектакля, чтобы активно принимали участие. Хореограф всегда приезжает сам, во время работы важно его общение с труппой. Почему новое поколение: у них есть время, чтобы создать качественный спектакль, а это 8-9 недель. У хореографа должно быть время и желание окунуться в другую культуру, провести время в другой стране, в другом городе, столкнуться со всевозможными бытовыми или культурными проблемами, ну и сделать спектакль.
Сейчас концепция отличается тем, что прошло время, труппа – одна и вторая – поняли, что они полноправные участники процесса, стало нестрашно обе труппы задействовать в одном спектакле. Они понимают, что все важны – одни и вторые, и что для успеха такие эксперименты интересны. Я думаю, что частично наш репертуар в дальнейшем будет строиться на том, что раз в год-два мы будем выпускать спектакли, где работают обе труппы.
Какие у Вас самые любимые работы в репертуаре Вашего театра?
Мне кажется, что была удачная работа в самом начале – «Эквус» хореографов Анастасии Кадрулевой и Артема Игнатьева – короткая работа, которая до сих пор в репертуаре, артисты ее любят. Композитор, Алексей Айги, сам играет очень часто на спектаклях. Она такая милая и прикольная получилась, хореография там интересная, наша визитная карточка.
У современной труппы, я думаю, это «Застывший смех», очень сложная работа для зрителя, её один из моих любимых хореографов, Крис Херинг, делал. Это очень сложная работа, она идет редко, нет возможности её часто показывать. Постановка очень сильная и очень сложная для артистов. Саундтрек к спектаклю – записанные голоса артистов, их речь, они весь спектакль артикулируют, не произнося слов, то есть, танцуют и лицом.
Ну и, пожалуй, «Танцпол», свежий наш спектакль. Крутая работа шведского композитора, с нуля написанная музыка, которую можно слушать без спектакля. Он даже выпустил альбом у себя в Швеции и онлайн выложил. Постановочный процесс был очень классный. Ставил спектакль Йерун Вербрюгген из Бельгии, было интересно каждый день – здорово, весело. С этим хореографом мы до сих пор дружим. Это большая редкость, потому что новые спектакли и их выпуск часто связаны с конфликтами, недовольствами, то есть, существует негативная сторона процесса в большей или меньшей степени. Здесь были кризисные ситуации, из которых мы выходили хорошо, без скандалов и лишнего негатива друг другу шли навстречу.
Есть ли какие-то Ваши личные мечты, связанные с театром? Например, своя площадка наконец…
Да, я думаю, что наш театр дорос до своей площадки. Если бы 8 лет назад мне этот вопрос задали, а мне его задавали, то на тот момент площадка не нужна была, потому что надо было доказать, имеем ли мы право вообще существовать. Мы же не знали, как будет развиваться театр, насколько будут интересные постановки. Сейчас уже понятно, что нам тесно кочевать с одной площадки на другую, иногда качество спектаклей тяжело держать, кочуя с места на место. Наверное, собственная площадка, где мы могли бы много чего делать, не помешала бы. Приятнее каждый день приходить в свой дом и не зависеть от настроения не твоих сотрудников. Когда ты показываешь спектакль в гостях, ты должен понимать, что ты в гостях, что ты все время находишься под присмотром. И качество проката спектакля зависит от работы не только твоей команды, но и сотрудников площадки – как встретят нашего зрителя в гардеробе, насколько чистые туалеты и так далее.
Еще хочется больше с российскими хореографами работать, их не так много, к сожалению. Появятся, надеюсь. При этом, с другой стороны, современный танец и балет – это международный вид искусства, он вне национальности. И если посмотреть репертуар любой зарубежной компании, то там нет такого, что в австрийской компании только австрийцы. То есть, есть имена, с которыми хотелось бы поработать. С какими-то мы уже точно будем работать, с какими-то еще будем обсуждать.
Еще мне нравится работать в разных пространствах, не только в театральных. Мы последние два года потихоньку занимаемся проектами в музейных пространствах, мы с Аней Абалихиной выпустили серию перформансов с современной труппой и показывали на фестивале «Территория» в залах Московского музея современного искусства.
Ну еще, наверное, хочется чаще ездить на гастроли по России и миру, интересно встречаться с другим зрителем.
Поделитесь секретом, с кем из хореографов есть уже есть договоренность?
Мы пока в процессе обсуждения, контракт еще не заключен. Но я надеюсь, в мае состоится премьера, если ничего не помешает. Хореограф из Великобритании. Точнее португалец, выросший в ЮАР, живет в Лондоне, зовут его Артур Пита. Он будет делать нам новую работу, у него есть своя команда – композитор и художник по декорациям и костюмам и, скорее всего, будет российский драматург. Пока не знаю, что это будет за работа. Знаю точно, что опять обе труппы будут работать вместе. Артур Пита очень театральный хореограф, придумывает свои необычные миры, так что, я думаю, это будет интересная работа.
