«Я не вижу принципиальной разницы между стихотворением и протянутой рукой», — писал Пауль Целан, немецкий поэт, один из наиболее значительных в XX веке. По словам его переводчицы на русский язык Ольги Седаковой, глаголов в поэзии Целана куда больше, чем существительных, и каждое его стихотворение — это действительно в первую очередь жест. Возможно, именно поэтому музыканты, творцы искусства действия, проявляют к нему такой интерес. В новом эксперименте коллектива musicAeterna, приуроченном к столетию со дня рождения поэта, поучаствовало сразу восемь композиторов: музыку на его стихотворения написали Владимир Раннев, Андреас Мустукис, Алексей Ретинский, Сергей Невский, Борис Филановский, Экторас Тартанис, Теодор Курентзис и его брат, Вангелино Курентзис.
![](https://teatrtogo.ru/wp-content/uploads/2021/06/snimok-ekrana-2021-06-15-v-03.33.26-1024x682.png)
Первую «Церемонию памяти Пауля Целана» провели там же, где днём раньше пели ангелы Lux Aeterna — в корпусе под литерой А на Заводе Шпагина. И снова индустриальное пространство сыграло свою уникальную роль, но совершенно по-новому. Из созидаемого доброй энергией храма оно превратилось в зону несвободы, бесприютности и даже угрозы — от грохота ворот, запираемых за спинами зрителей в начале, до скорбной финальной паузы, после которой они негостеприимно распахнулись: уходите, ваше время ещё не пришло. А само действие стоило бы предварять дисклеймером о потенциальной опасности для людей с живым воображением, тем более, что его выстроили так, чтобы это воображение максимально разогнать.
![](https://teatrtogo.ru/wp-content/uploads/2021/06/snimok-ekrana-2021-06-15-v-03.33.14-1024x681.png)
Стихотворные фрагменты на русском языке (одинокие слова тяжело, как камни, ухают в пустоту) чередуются с музыкальными на немецком. И музыка делает содержание если не прозрачным для зрителей, немецкого не знающих, то максимально впечатляющим и рождающим очень конкретные и ёмкие образы. В каждом из номеров это не просто голос плюс аккомпанемент, это взаимодействие, пронизанное драматическим напряжением. Так в gegenlicht Мустукиса низко рокочущий бас-кларнет, время от времени срываясь на свистящий хрип или зловещий вой, как будто уводит за собой в темноту партию сопрано — невесомую, жалобную, рвущуюся на волю…
![](https://teatrtogo.ru/wp-content/uploads/2021/06/snimok-ekrana-2021-06-15-v-03.32.39.png)
Инструменты выдают хрипы, визг и дребезжащий гул, сверлят виски, истерически застревают на одной ноте. Голоса задыхаются, захлёбываются, комкают фразы, срываются на истошный крик. И это ощущение человеческого совершенства в уродующих тисках несправедливости пробирает до костей — настолько, что клокочущее напряжение хочется сбросить, вскочив или совершив какое-то физическое действие. В подкасте, который к премьере вышел на youtube-канале musicAeterna, Алексей Ретинский говорит, что стихи Целана — это не рефлексия, не воспоминание, а непосредственная сущность происходящего. И эта музыка — тоже не «о чём», а «что». Это то, как звучат заломленные руки, сжатые кулаки, сведённые скулы, боль, ужас, бессилие, невозвратимое прошлое, неизбывная вина, страшная смерть.
![](https://teatrtogo.ru/wp-content/uploads/2021/06/snimok-ekrana-2021-06-15-v-03.32.22-1024x680.png)
Впрочем, чтобы почтить память этого удивительного поэта, меньшего накала было бы явно недостаточно. Румынский еврей Целан с раннего детства терпел гонения по национальному признаку, видел еврейские погромы, был узником гетто и лагерей, трагически потерял родителей (отец погиб в лагере от тифа, а мать расстреляли как «непригодную к труду»), пережил смерть сына и несправедливые обвинения, а в конце страдал от душевной болезни — и покончил с собой в возрасте 49 лет. Образность его поэзии по-библейски масштабна, а ветхозаветные страдания поданы в ней с остротой переживания здесь-и-сейчас. Самое известное его стихотворение написано по мотивам свидетельств заключённых польских концлагерей и называется «Фуга смерти». Оно в программе тоже есть — запись авторского чтения звучит в сопровождении женских криков под изматывающие белые вспышки.
![](https://teatrtogo.ru/wp-content/uploads/2021/06/snimok-ekrana-2021-06-15-v-03.31.59-1024x679.png)
К слову, в отличие от Lux Aeterna, где в согретой свечами темноте сияла музыка, здесь много работы с освещением: лучи шарят по залу, бесцеремонно указывая на зрителей, вычерчивают контуры фигур на сцене, превращают лица чтецов в костлявые маски. Но света настоящего, живого, здесь нет — лишь мёртвые бельма лагерных прожекторов и фонарей полицаев. Здесь нет света, только бездна, которая, притянув твой неосторожный взгляд, не просто вглядывается в тебя в ответ, но начинает говорить с тобой — о том, что надежды нет.
И спастись можно только если не верить ей. Вернее, если верить не ей, а красоте, которая существует, несмотря ни на что. И которая сквозь всю эту тьму протягивает тебе руку.