Начало нового сезона театр «Цехъ» отметил яркой премьерой спектакля «Люблю» по малоизвестной пьесе Ивана Вырыпаева «Чему я научился у змеи». Яркой в том числе и потому, что режиссёр Александр Никаноров — первый, кто решился её поставить. В чём сложность, и что у него вышло?
Текст «Чему я научился у змеи» написан в эпистолярной форме. Её главный герой — немецкий корабельный доктор Генрих Вальц — в прощальном, предсмертном письме своему сыну рассказывает о том, как в одном из путешествий потерпел кораблекрушение и попал на необитаемый остров, и как прожил там свои последние годы. И завещает сыну важнейшие философские открытия, которые случились с ним на клочке земли посреди океана. Но подобная манера изложения не предлагает никаких активных действий для постановки. К тому же драматург в тексте часто подолгу кружит вокруг какого-то одного предмета, раскручивая спирали метафор до бесконечности. (Удивительно, сколько красивых слов Вырыпаев способен вновь и вновь находить для своего стандартного набора тем: о любви, о добре и зле, о Боге, о природе человека.) Поэтому воплотить на сцене столь витиеватый монолог — непростая задача.
Спектакль начинается как радиосказка: стройный голос взрослой женщины, раздающийся из хрипящего динамика, даёт зачин истории. Его – голос – подхватывают четверо разноплановых, совершенно не похожих друг на друга артиста: Александр Лушин, Александра Мамкаева, Андрей Сунцов и Анастасия Гирева. Они выходят из голубого света, расчерченного дымом, все – в светлых одеждах, что делает их похожими на ангелов, на посланников учения о мире, любви, мудрости и жизни. Существуя между галлюцинацией и сказкой, артисты подводят зрителей к околомедитативному состоянию, рассказывая об откровениях, полученных на острове, с мерными, растянутыми интонациями. Или наоборот: распаляют зал горячими проповедями о роли Бога в жизни человека, громкими песнями и незатейливыми танцами. Правда, иногда во время пропевания и протанцовывания текста актёры направляют всё внимание именно на форму действия, а не на содержание, отчего некоторые темы теряют в силе по пути к зрительскому уху и сердцу.
Написанная композитором Евгением Роднянским музыка вторит интонационным рисункам исполнителей и расставляет акценты в разделах письма Вальца. Например, сцена осознанного сна главного героя проходит под плавающие, растянутые волны звука, и вслед за музыкой замедляются и становятся плавными, вязнущими интонации и движения артистов. А история про отравление грибами обречена была прозвучать под регги-гитару.
Важную роль в постановке играют свет и цветовые схемы художника Михаила Каргапольцева. Свет кодирует послание Генриха Вальца «О знании» морзянкой: в этой сцене прожекторы мигают на артистов точками-тире. А в разделе «О темноте и свете» свет на сцене полностью гаснет, и голос артиста долго блуждает по периметру кромешной темноты. Спустя время в темноте появляются маленькие светлячки — фонарики в руках артистов, которые постепенно разрастаются до полноценных лучей. Хаотичные танцы этих лучей на стенах коробки сцены гипнотизируют зрителей и задают ритм действию. Однако эта и подобные сцены могут создать дискомфорт для людей с чувствительным зрением: тычки острого света по глазам из долгой темноты – не самый приятный опыт в рамках этого «драматического сеанса медитации». Но в (относительно) спокойном состоянии свет выстроен в таких модных цветовых сочетаниях (голубой/бирюзовый + оранжевый, розовый + зелёный + фиолетовый), что возникает компульсивное желание всё действие сфотографировать и выложить в Инстаграм – лайки полетят как чайки над Невой.
Обозначение жанра – «драматический сеанс» – со ссылкой на медитативность текста Вырыпаева как бы предупреждает о том, что спектакль и его авторы не дадут прямые ответы на вопросы «Что есть Бог?», «Как любовь делает человека бессмертным?», «Кого любит актёр? А режиссёр? А сам я кого люблю?». Ведь что такое медитация, если не сосредоточение на внутреннем состоянии в целях достижения прозрения? Постановка подталкивает зрителя к поискам ответов внутри себя – на это работает атмосфера спектакля, для этого актёры общаются со зрителем глаза в глаза. Некоторые торчащие пёрышки постановки не мешают ей походить на осознанное сновидение. Здесь зритель расслабляется, но не теряет концентрации и способности мыслить и осознавать происходящее. А потому каждый, кто откроет себя новому опыту на этом спектакле, наверняка сможет услышать музыку, в которой ноты – это мы сами и мир вокруг.
Автор: Анастасия Воронкова
