Режиссёр Анджей Бубень поставил на малой сцене Театра им. Ленсовета моноспектакль о Марии Склодовской-Кюри. В разных составах главную роль исполняют Лаура Пицхелаури и Валентина Сизоненко. Причём Валентина уже была Кюри — в другой постановке той же пьесы, в оригинале — на польском языке. Но фокус внимания петербургской публики сосредоточен на Лауре — музе Юрия Бутусова. У него она сыграла леди Макбет, Ирину Прозорову и даже Гамлета, а после его ухода гораздо реже появляется на сцене театра, труппу которого в последнее время заполонили витальные длинноволосые блондинки, настолько не похожие на неё.
Премьера привлекла внимание и поклонников, счастливых звёздному часу (даже полутора часам!) любимицы, и скептиков, уверенных, что ничего нового они не увидят: ну длинные ноги, ну фирменная хрипотца, ну красивое страдание. «В лучах» радует первых и удивляет вторых: ног в нём почти не показывают, хрипотцы в трансформациях образа вовсе не замечаешь, а страдать героиня страдает, но делает это так стойко и принципиально, что пожалеть её не получается — только зауважать.
В основу пьесы Артура Палыги легли дневники и письма Склодовской-Кюри, протягивающие цепочку откровений сквозь всю её жизнь — от девочки Мани, зачарованной и воодушевлённой космосом, огромность которого ей довелось ощутить, к «иконе» мадам Кюри, дважды лауреатке Нобелевской премии. И дальше — к солнцу, в которое она превратилась после смерти. И тут не о том речь, что Марию Кюри похоронили в свинцовом гробу, и даже при этом спустя почти 90 лет уровень радиации у её могилы превышает норму более чем в 30 раз. А о том, каким взрывом реальности стала её судьба — куда там рождению сверхновой!
Дочь обедневших дворян Марыся Склодовска родилась в 1867 году в части Польши, подконтрольной Российской Империи, где женщинам не было позволено получать высшее образование. Восемь лет она проработала репетитором и гувернанткой, чтобы эмигрировать во Францию и поступить в Сорбонну. Здесь она встретила своего будущего мужа Пьера, с которым счастливо разделила не только кров, но и лабораторию. Вместе они открыли и доказали существование нового химического элемента, который назвали в честь её Родины: полоний. И получили одну на двоих Нобелевскую премию по физике. Уже после смерти мужа Марии вручили второго Нобеля, по химии — за выделение радия из урановой руды.
Склодовская-Кюри — первая женщина-нобелевский лауреат, первый дважды нобелевский лауреат, единственный человек в истории, удостоенный главной научной премии в двух разных дисциплинах, первая женщина-преподаватель, а потом и профессор Сорбонны, первая женщина-член Парижской медицинской академии, основоположница медицинской радиологии. Она не стала патентовать свои открытия, сделав их общим достоянием, а все средства от премий вкладывала в исследования — во многом благодаря ей у нас сейчас есть рентген, КТ и МРТ. В Первую мировую в качестве директора Службы радиологии Красного креста она организовала производство рентгеновских аппаратов для фронта и ездила на передовую обучать персонал. К сожалению, кроме пользы радиации она открыла и её опасность — Мария Кюри долго страдала лучевой болезнью и умерла от тяжелой мутации костного мозга в возрасте 66 лет.
При невероятной научной активности и продуктивности она воспитала двух дочерей, одна из которых повторила её нобелевский успех, а другая стала известной пианисткой и писательницей. Ещё одну дочь она потеряла при рождении — сказалась изнурительная работа с урановой смолкой. Спустя 11 лет после свадьбы она похоронила горячо любимого мужа. А её роман с коллегой закончился громким скандалом — не дать ей Нобеля уже не смогли, но пытались запретить ей приезжать на вручение. В общем, истории жизни этой необыкновенной женщины хватит на десяток пьес. И драматург Артур Палыга предпринял попытку охватить её всю — от грамма радия до бескрайнего космоса, принимающего сияние новой звезды.
«В лучах» — это и исповедь, и манифест, гимн силе труда и разума человека, преображающей мир. Мария здесь — и учёный, который хватает действительность за жабры и доискивается сути, и женщина с непременными семьёй-готовкой-уборкой. И ведьма, которая годами перемешивает жуткое варево в огромных котлах, и Богоматерь, приносящая в жертву своего ребёнка. И Фауст, который заключает пакт с некоей силой в жажде познания, и дьявол, способный в научных целях устроить «небольшой ад» на земле, и Бог, создающий звезду из руды и грязи. И Прометей, который овладевает огнём знания и несёт его людям, сжигая собственные руки, и шелкопряд, который прядёт свою нить, потому что не может иначе.
И настолько огромен и красив её образ героя-созидателя, и так хороша эта метафора применительно к любому творческому процессу (хотя тонны словесной руды, конечно, менее опасны для здоровья), что тема дискриминации, данная как бы впроброс и акцентированная лишь ближе к концу, выглядит чужеродно — как лестница, приставленная к сверкающему монолиту. Не очень понятно, неудача ли это или сознательный ход, ведь обсуждение того, можно ли брать в члены Академии человека без пениса, действительно выглядит нелепо, особенно из 2021 года. С другой стороны, посмотришь по федеральному каналу информационно-аналитическую передачу, в которой на полном серьёзе обсуждают туфли, вес и цвет платья журналистки, берущей интервью у президента — и сразу менее смешной кажется реплика Эйнштейна о том, что Кюри «искромётная, интеллигентная, но такая непривлекательная!». А может быть, Палыга и Бубень затрагивают гендерный вопрос только потому, что его нельзя не затронуть?
Ведь действительно нельзя, и дело не в его злободневности. С первых шагов Марии приходилось терпеть боль и лишения, работать на пределе возможностей — и при этом преодолевать колоссальное сопротивление среды. Для неё не существовало открытых или хотя бы открывающихся дверей. Поэтому на всём протяжении спектакля актриса перетаскивает с места на место несколько сценических конструкций из дверей-окон, соединённых между собой. Они послужат ей тюрьмой, забором и даже крестом, а в конце сомкнутся вокруг неё — как саркофаг, как космический корабль, как грани звезды, которой она стала после смерти. Красивая была бы метафора, если бы сыграла больше нескольких раз. В основном эти передвижения выглядят бессмысленно и нужной динамики действию не задают. Даже наоборот, мешают восприятию — так и хочется помочь, но не Марии Кюри, а хрупкой барышне на сцене.
Ей, как и её героине, приходится противостоять — не только неработающей сценографии, но и невнятной пластической партитуре. Невероятные руки Лауры, способные не просто разговаривать, а играть фугу полным составом оркестра, почти не попадают в центр композиции. А моменты, в которых она переживает происходящее пластически, всем телом, впечатываются в память намертво — жаль, что их в спектакле ещё меньше. И досадно становится, что режиссёр настолько не любуется ею — в сцене танца под Шульженко в «Трёх сёстрах» её специфической красоты больше, чем в полутора часах Склодовской-Кюри. Возможно, дело в том, что постановка изначально создавалась для двух актрис, разных по органике и оснащённости (Валентину Сизоненко в этой роли автор текста, увы, не видел).
В целом визуально действие настолько бедно (даже несмотря на проекционный экран), что «В лучах» не много потерял бы, став аудиокнигой. Тем более, что минималистичная музыка Глеба Колядина, то угрожающая, то сентиментально-звонкая, вполне самодостаточна в создании звукового ландшафта.
Но даже в отсутствие важного инструментария Лауре хватает энергетики и актёрского диапазона, чтобы создать образ, за которым не скучно наблюдать от начала до конца — объёмный, сложный, одновременно величественный и по-человечески близкий. Такой, чтобы засиять под стать прообразу. И нам наверняка повезёт увидеть её в спектакле, придуманном специально для неё — её рук, и ног, и хрипотцы, и таланта страдать на сцене. И всего остального, убедительно высвеченного «в лучах».
