Звезда мировой хореографии, французский хореограф албанского происхождения Анжелен Прельжокаж задумал покорить «балетный Эверест» с подачи худрука «Дягилев P.S.» Натальи Метелицы, когда ставил специально для фестиваля одноактник про Чайковского. Спустя три года на фестиваль привезли российскую премьеру балета. К счастью, двумя показами в Петербурге и двумя в Москве всё не ограничилось: с 21 ноября Theatre HD запускает его прокат.
Зрители кинотеатров хоть и потеряют в энергетике живого присутствия, но несомненно приобретут в эстетическом плане. Потому что качественный монтаж, во-первых, сохраняет рисунок этого калейдоскопического действа, насыщенного взаимными отражениями. Во-вторых, даёт вблизи рассмотреть прекрасные, лаконичные, но сложно устроенные костюмы за авторством Сергея Чапурина (хотя к принцевым треникам всё же есть вопросы). В-третьих, позволяет не упустить ни взгляда, ни поцелуя, ни улыбки — словом, ни одной из деталей, которые делают старую красивую сказку живой и актуальной историей.
Кстати, об истории. «Лебединое озеро» — балет в своей первооснове трижды революционный.
Сначала Чайковский написал музыку, ритмически комфортную для танца, но при этом драматургически организованную и пронизанную лирическими мотивами. Ей уже не шли обычные незатейливые дивертисменты, она потребовала новой хореографии, насыщенной поэтическими обобщениями. То ли балетный мир оказался не готов, то ли с первым воплощением не повезло — но первая постановка в 1877 году провалилась.
Спустя 12 лет, уже после смерти композитора, Мариус Петипа и Лев Иванов поставили свою версию балета. При этом они поменяли местами некоторые фрагменты и добавили новые. И таким образом не только подарили миру эталонное «классическое» «Лебединое», но и заложили новые традиции работы с балетной партитурой — с возможностью её перекомпоновки и пересмотра либретто.
В прочтении талантливых хореографов (автор «птичьей» пластики рук, кстати, Агриппина Ваганова) музыкальное озеро Чайковского с его темами двойничества, верности и предательства, невинности и коварства раскрыло недоступные прежде балету психологические глубины. И оказалось бездонным!
Лебедь для балета — та же «Чайка» для театра: амбивалентная, универсальная история, непреходящая классика, благодарный материал для экспериментов. В пользу сравнения говорят и мерцающий конфликт отцов и детей, который в своих постановках развили, например, Мэтью Борн и Матс Эк, и вопрос поиска новых форм или, напротив, сохранения старых. Реставрации первоначального облика балета вроде той, которую в 2016 году в Оперном театре Цюриха поставил Алексей Ратманский, не менее популярны, чем радикальные переосмысления: лебеди-мужчины, как у Борна, Зигфрид-птица, жертва жестокого медицинского эксперимента, как у Раду Поликтару, принц-безумец с приветом Лукино Висконти, как у Джона Ноймайера.
За почти полтора века своего весьма насыщенного существования великий сюжет обрёл ещё одно измерение — политическое. Ну, положим, три дня «Лебединого» по всем тв-каналам во время Августовского путча 1991 года, как и традиция показывать его в дни государственных похорон в СССР — это внутренние истории. Но сказка о заколдованной принцессе давно стала ключевой статьёй российского культурного экспорта, получив статус этакой «белой нефти».
Неизвестно, думал ли об этом Прельжокаж, или просто увидел в великом сюжете, как в зеркале, наиболее животрепещущие проблемы мирового сообщества. Но его балет получился не только психологическим, но и социально-политическим. Клюнув несколько раз фемповестку и тему чреватой инфантильности зумеров, он распростёр крылья над проблемой загрязнения окружающей среды, особенно опасной ввиду злоупотреблений во властных кругах.
Сюжет балета — современная реальность с фантастическим допущением: нефтепромышленник Ротбарт, который планирует разработку месторождения на лесном озере, оказывается колдуном и превращает в птицу эко-активистку Одетту. В строительстве буровой платформы ему должен помочь влиятельный военный функционер, отец Зигфрида. Полный решимости помешать экологической катастрофе Зигфрид отправляется на озеро, где получает по голове от приспешников Ротбарта и влюбляется в птицу, которая его спасает. Ротбарт понимает, что кнут — не выход, и приходит с пряником — знакомит богатого наследника со своей дочерью Одиллией, властной и сексуальной копией Одетты. Зигфрид — добрый, чувствительный и импульсивный, как мальчишка, очень привязан к матери, вечной миротворице между ним и жёстким, принципиальным отцом. В её руках он тает, как воск — и оказывается настолько восприимчив к женским чарам вообще, что тут же делает предложение Одиллии и соглашается на строительство.
Миры лебедя и нефти с самого начало противопоставлены как белое и чёрное, волна и угол, живой хаос и мёртвый порядок. Для изображения взаимоисключающих реальностей Прельжокаж находит в музыке Чайковского глубокие, переливчатые краски. Кроме собственно оригинала здесь звучат фрагменты симфоний и скрипичных концертов, которые иногда, как белое перо в чёрном масле, вязнут в медитативной электронике.
Цивилизация враждебна природе — от кожаных штанов Ротбарта и его приспешников до образов официантов, которые со скатертями танцуют, как матадоры с мулетами. За стёклами небоскребов даже небо не голубое, а серое — впрочем, его чаще вовсе не видно за частоколом зданий. Противопоставление продолжается и развивается в пластическом рисунке. Прельжокаж с любовью и иронией выращивает хореографию из классической, сталкивая изящную птичью неуклюжесть в струении вод и автоматизм светских маршей в энергичной геометрии мегаполиса. Светские хищники ходят строем, чеканя шаг и выписывая картинные позировки в стиле vogue dance. Лебеди семенят, переваливаются, дрожат вывернутыми руками, время от времени превращая их из крыльев в гибкие шеи с кистями-клювами. Мизансцены рифмуются: тусовка на презентации проекта платформы сливается в клубном угаре, птицы на озере испуганно жмутся друг к другу.
Две партии главной героини настолько не похожи, что Прельжокаж даже хотел отдать их разным исполнительницам. Теа Мартин в зеркальных образах и стягивает два мира, и неумолимо разводит их. Невинная и витальная совершенно по-звериному Одетта не прячется и не скромничает — но с жаром изучает интересного пришельца, и сила природы бурлит в её юном теле. Искушённая искусительница Одиллия, точная и неумолимая, как механизм, откровенно скучая, в прямом смысле вертит Зигфридом, кружит ему голову, чтобы заставить забыть птичью плавность, которой он научился у Одетты.
Так второй, чёрный акт, наступает на первый, белый, где влюблённые, как два крыла, встречались в нежнейшем объятии. И безжалостно уничтожает романтическую мечту, торжествуя в душераздирающем финале.
Получается про многоликость музыки и универсальность языка танца. Про то, как легко разрушить любовь и то, как опасно верить корыстным лицемерам. И про то, что неплохо бы начать сортировать мусор и охотнее подписывать петиции против уничтожения природных памятников. Чтобы отдалить тот момент, когда нефть окончательно победит, а «Лебединое озеро» Чайковского переживёт все настоящие озёра с лебедями.
