Молодая актриса «Центра театра и кино под руководством Никиты Михалкова» Александра Кижаева – это сгусток теплой душевности и стремительной энергии, трогательной скромности и уверенного размаха дарований. Настоящий «уральский самоцвет», обретающий все новые грани в руках истинных мастеров, Александра излучает светлый оптимизм и мощное желание жить на всю катушку, «покоряя пространство и время». О том, что «нужно не сидеть, а идти и делать то, что тебе нравится, иначе в Москве ты не добьешься ничего» наш разговор с актрисой.
Александра, Вы родились в Нижнем Тагиле. Какие первые театральные впечатления в этом уральском городе побудили Вас выбрать актерскую профессию?
Я сама часто задаюсь этим вопросом и пытаюсь вспомнить, когда я это решила. С 5 лет я училась в музыкальной школе при Нижнетагильском колледже искусств. Моя старшая сестра училась там же на дирижерско-хоровом отделении, и со школьных лет я вращалась в этом кругу, знала всех друзей сестры, студентов, была пропитана творческой атмосферой. Вместе с сестрой я ходила на студенческие посиделки, и мне казалось, что именно туда я хочу, в такой мир. До определенного момента я даже не допускала мысли, что могу стать актрисой. Когда пришла пора выбирать профессию, я усиленно готовилась к поступлению на факультет иностранных языков в Нижнетагильский педагогический институт.
В это время кто-то сказал мне, что в колледже идет набор на отделение «Актер театра драмы и кино». Тут у меня словно что-то повернулось внутри, я подумала: «А почему бы и нет?». Я впервые всерьёз задумалась об этом и решила попробовать. У меня получилось, я поступила на курс к Игорю Булыгину. Проучившись там два года, я уехала в Екатеринбург и поступила в Екатеринбургский государственный театральный институт, в мастерскую профессора, Народного артиста России Владимира Ивановича Марченко. Это удивительный человек, который вложил в меня любовь и веру в себя, веру в то, что я особенная и имею право на эту профессию. У него было любимое выражение: «Тебе можно все!». Мастер любил повторять нам это. Он всегда был за то, чтобы мы ничего не боялись, шли за своей природой и пробовали, пробовали, щупали профессию. Он вложил в нас ощущение отсутствия границ и веру в свои возможности. Мы росли как будто у него за пазухой: нам было тепло, уютно, нас принимали такими, какие мы есть. Непросто было потом вылезать из этого гнезда и оказаться в мире, где не все тебя ждут с распростертыми объятиями. Владимир Иванович был чудеснейшим актером и педагогом, у него мы все раскрывались.
После учебы Вы попали в Тюменский молодежный театр «Ангажемент». Там у Вас был довольно внушительный послужной список ролей, но через два года Вы оттуда ушли и поехали в Москву учиться дальше. Расскажите, почему Вы приняли такое решение?
После института нужно было думать, куда идти дальше, а к нам как раз приехал отсматривать ребят к себе в театр отец нашего одногруппника, актёр и художественный руководитель «Ангажемента» Леонид Окунев. Мы с мужем подали заявку, и он ее принял. С мужем Александром Кижаевым мы познакомились в колледже, потом вместе уехали в Екатеринбург учиться, и вместе попали в Тюмень. Сейчас Саша тоже актер Центра театра и кино Никиты Сергеевича Михалкова.
Театр, в котором мы служили – это региональная сцена и там есть свои особенности. Например, за один сезон должно случиться много премьер, поскольку город небольшой, зрителей немного и нужно постоянно обновлять репертуар. В сезон там бывало по 5 премьер. Мы были, действительно, очень плотно заняты в театре, но в какой-то момент поняли, что хотим большего. Нам хотелось развития не только внутри этого театра, но и развития, как профессионалов. Мы понимали, что, чем дольше остаемся в Тюмени, тем сложнее нам будет потом оттуда уехать, особенно, если у нас родится ребенок. И пока мы были свободны и принадлежали только друг другу, мы решили попробовать. Весной 2016 года мы приехали в Москву, как раз был период проб в театрах. Мы ходили, показывались, и это был эмоционально непростой период. Во многих театрах труппы плотно укомплектованы и им вообще никто не был нужен. Наборы в московские театры проходят чаще всего так: художественные руководители отсматривают дипломные работы выпускных курсов и там отмечают актеров, которых взяли бы в труппу. Или у худрука есть свой курс в театральном вузе, что тоже не редкость. Прослушивания сторонних актеров проходят, но часто номинально. Нам, например, сказали в одном театре: «Ребята, мы проводим прослушивание, можете показаться, но нам никто не нужен!». Кроме того, большое значение имел тот факт, что в наших дипломах был написан екатеринбургский вуз, а не московский. Это сразу вызывало определенное отношение. Никто не смотрит на твой уровень мастерства, на то, как ты владеешь профессией. Часто бывало так, что ты показываешь отрывок, а на тебя даже не смотрят, что-то пишут, потом поднимают голову: «Да, спасибо! Следующий!». Все это было унизительно. Мы сидели на съемной квартире, за окном стеной шел дождь, и на душе у нас было также пасмурно и тоскливо. Мы решили, что попробуем еще поступить в Академию Никиты Михалкова и, если нас не возьмут, то уедем из Москвы и будем думать, что делать дальше. К счастью, мы поступили в Академию.
Расскажите, пожалуйста, об Академии. Сколько лет длится обучение?
Учеба длится один год, это дополнительное профессиональное образование. Туда берут людей, уже имеющих актёрское образование. В Академии у нас случилось плотное знакомство с разными театральными школами. Игорь Яцко познакомил нас с игровым театром. Он не похож на привычный нам психологический театр, а строится совсем по другим канонам и иначе воспринимается. У Александра Коручекова мы изучали комедию масок (дель арте). С режиссером-хореографом Сергем Землянским мы занимались особым направлением выразительности актера, соединяющим драматический театр и пластику. Творческим итогом наших занятий стал спектакль «без слов» по роману Л.Н. Толстого «Воскресение». Работа с разными мастерами обогащает твой инструментарий. Ты чувствуешь, что твоя артистическая палитра становится богаче, приходит более глубокое оснащение и раскрепощение.
Самое яркое впечатление обучения – это мастер-классы Никиты Сергеевича. Он делился с нами не только профессиональным, но и жизненным опытом, рассказывал о принципах театра, психологического жеста, о тех вещах, которыми мы сейчас руководствуемся в своих спектаклях. Нам напоминали о том, что наша профессия – это, прежде всего, ремесло. Никита Сергеевич говорил, что плох тот режиссер, который предлагает тебе вспомнить умершую бабушку, чтобы заплакать. Это все невидимая техническая актерская работа, например, работа диафрагмы, тела, которая помогает воспроизвести нужные эмоции. Это то важное, что мы постигали вместе с ним, когда работали над отрывками в спектакле «Жены артистов» из цикла «Метаморфозы». Мы сидели подолгу, разбирали каждый отрывок. Никита Сергеевич выходил на сцену, играл вместе с нами, показывал. Мы «невидимое делали видимым, оставляя его при этом невидимым». Это формула, о которой говорит Никита Сергеевич, когда речь идет о создании атмосферы, образа персонажей. Это была очень плодотворная работа, истинное актерское счастье. Михалков умеет воздействовать на такие точки при работе с актером, которые позволяют выдать точный результат. Он стопроцентно чувствует всех нас, и когда он на репетиции выходит на сцену и играет с тобой, ты сразу так гениально играешь! Вскрываются какие-то вещи, о которых ты при прочтении материала не мог даже догадаться!
До того, как Вы поступили в Академию, было ли Вам хорошо знакомо творчество Никиты Михалкова?
Мне кажется, с творчеством Никиты Сергеевича невозможно быть незнакомым, тем более что мы учились в театральном институте. Для нас он был мэтр, и было круто попасть к нему в Академию! Это очень высокая планка, и мы, конечно, понимали это, когда шли поступать к нему. Когда ты видишь Никиту Михалкова рядом, то невозможно не чувствовать его энергетику, внутренний стержень, особую атмосферу, которую он несет за собой, как шлейф. Сейчас, когда мы вместе работаем над материалом, между нами уже есть творческая любовь, он стал для нас намного ближе. При первой встрече мы смотрели на него, как на человека, который вышел из телевизора. Потом было узнавание друг друга. Никита Сергеевич невероятно проницательный, он видит тебя насквозь, и я помню это еще с поступления: ты заходишь в аудиторию, садишься напротив него, он на тебя смотрит, и ты понимаешь, что он все про тебя знает! И дальше в работе ты только удивляешься: откуда он это про тебя узнал?! Сейчас мы понимаем, что это грандиозная личность, большой профессионал, мастер. Для нас большая удача, что мы имеем возможность перенимать опыт совместной работы, запасать тот багаж знаний, который он дает.
Никита Сергеевич готовил вас только для сцены или также знакомил с работой актера в кино?
У нас была дисциплина – «Специфика работы киноактера». Ее преподавал Владимир Алеников. Мы брали отрывки из мирового и советского кинематографа и воспроизводили их, чтобы понять, как вести себя перед камерой. Театральные институты готовят артистов все-таки больше для сцены, и когда потом актер приходит в кадр, то слышит: «Убирай эту подачу! Убирай эту театральность!», потому что театральная подача подразумевает более дальний посыл, более выраженную мимику. В кино многое зависит от крупности плана: на крупном плане нужно максимально расслабить лицо, ничего им не играть, там работают глаза. Это все приходит с опытом.
Никита Сергеевич работал с нами как педагог и театральный режиссер над созданием спектакля «Жены артистов» из цикла «Метаморфозы». Это спектакль-коллаж по произведениям А.П. Чехова и И.А. Бунина. Когда мы готовили материал для показа, нам нужно было стать режиссерами своих отрывков, и лично для меня это было сложно, потому что я больше исполнитель, чем режиссер. Когда у меня есть определенная задача, то я могу ее честно и трудолюбиво исполнять. Опыта режиссирования у меня не было, а тут нам сказали: «Выбирайте отрывок, режиссируйте его сами! Разбирайте, пробуйте». Мы должны были все сами продумать: свет, сценографию, музыку, реквизит. Нужно было внедриться в материал, обжить его и представить так, чтобы Никите Сергеевичу это тоже стало интересно. Мы приносили очень много рассказов Чехова и Бунина, и невозможно было взять в спектакль их все. Поэтому во время отбора отрывков мы отталкивались от нашей природы, от того, что нам ближе. Какие-то отрывки сразу отсеивались, другими Никита Сергеевич заинтересовывался, и мы работали над ними дальше. Отсев был жесткий, даже проработав несколько репетиций над одним рассказом, мы могли с ним попрощаться. Не все наши ребята вошли в спектакль со своими отрывками. Потом было распределение отрывков между педагогами-режиссерами Игорем Яцко, Александром Коручековым, Верой Камышниковой, над некоторыми отрывками работал Никита Михалков. И только те отрывки, которые были доработаны и окончательно в спектакле закрепились, утверждал Никита Сергеевич.
Почему цикл называется «Метаморфозы»?
Метаморфоза – это один из обязательных моментов, которые должны присутствовать в жизни персонажа. В течение жизни с человеком случаются разные метаморфозы: люди постоянно меняются. Вся наша жизнь – сплошная метаморфоза. Зачастую мы утром просыпаемся, и за один день с нами происходят невообразимые перемены. И в наших отрывках с персонажами происходит какое-то событие, которое иногда переворачивает весь мир героя. В каждом рассказе есть своя метаморфоза. Спектакль называется по одному из рассказов внутри него: «Легкое дыхание», «Жены артистов», «Враги», «Мадрид».
Какой рассказ принесли Вы?
Я принесла рассказ Чехова «Шуточка». Он мне очень нравился своей акварельностью, полутонами, на которых построено всё существование героев. И было очень сложно в процессе репетиций отказываться от каких-то чеховских фраз – настолько «вкусно» автор все описал. Сначала мы работали с Верой Камышниковой, она у нас преподавала технику речи, вела некоторые отрывки. Затем рассказ взял к себе Никита Сергеевич, и дальше мы работали вместе с ним. Отрывок несколько видоизменился, но суть, зерно, та щемящая тоска по утраченной любви, которую мы закладывали, сохранились и даже приобрели особую остроту.
В спектаклях «Воскресение» и «Сирано де Бержерак» у Вас несколько ролей. Вы их все исполняете в одном спектакле или в разные дни разные роли?
Роман «Воскресение» очень густонаселен персонажами. У нас в нем заняты всего 20 актеров, поэтому главные действующие лица на протяжении всей истории остаются собой, а второстепенных персонажей играют одни и те же артисты. У меня сразу три роли в этом спектакле: Мария Ивановна – тетушка Нехлюдова, арестант, судья. То, что творится за кулисами во время «Воскресения» – это целая жизнь, отдельный спектакль! Там идет слаженная работа всех: костюмеров, которые помогают быстро переодеваться, монтировщиков, которые тут же несут доски, и ты понимаешь, что надо отскочить в сторону, а с другой стороны уже несут стулья! Очень динамичный спектакль, в котором каждый четко выполняет свою функцию, и, как шестеренки, все цепляются друг за друга. За кулисами своя очень мощная работа, где каждый отвечает за свою часть.
Спектакль «Сирано» – это чуть другая история. В нем актеры, которые играют несколько ролей, перевоплощаются прямо на сцене, потому что спектакль поставлен так, будто бы на сцене проходит съемка фильма. Артисты, играющие роль в спектакле, еще и играют роль внутри фильма. Зрители как будто подглядывают за съемочным процессом. И я, допустим, в костюме цветочницы, играю свою роль в «Сирано» с текстом Ростана, и вдруг звучит голос режиссера: «Стоп! Снято!». Реплики режиссера за кадром присутствуют на протяжении всего спектакля, их озвучил сам режиссер спектакля Игорь Яцко. И вот, после того, как прозвучало «Стоп! Снято!», я превращаюсь из цветочницы просто в актрису в костюме, которая играет роль в фильме. В это время может идти какая-нибудь сцена и одновременно перестановка на съемочной площадке. Получается сцена внутри сцены, очень интересное решение.
Я поздравляю Вас с тем, что на днях Вы в театре дебютировали в новой профессии!
Да, я дебютировала в новой для себя сфере в качестве тифлокомментатора. Тифлокомментирование – (от греч. typhlos – слепой) лаконичное описание предмета, пространства или действия, которые непонятны слепому или слабовидящему без специальных пояснений.
В Москве уже многие театры проводят спектакли с тифлокомментированием. Я узнала об этом явлении давно и всегда тяготела к этой деятельности. Мне хотелось это внедрить и в наш театр. Я предложила Никите Сергеевичу, он дал добро, и я прошла обучение в институте «Реакомп» и теперь я тифлокомментатор высшей категории. Сейчас к постановке готовятся новые «Метаморфозы», и я буду делать тифлокомментарий к этому спектаклю.
Что изменилось в театре после введения тифлокомментирования?
Театр стал более социально активным. Я считаю, это важно, чтобы как можно больше людей, которые имеют в силу обстоятельств некоторые ограничения, могли жить полноценно. Вообще эта профессия появилась давно. Первый показ фильма с комментариями для слабовидящих прошел в конце 1978 года в кинотеатре «Буревестник». Это была американская двухсерийная историческая мелодрама «Клеопатра». Термин «тифлокомментирование» возник в 2002 году. Его предложил Сергей Николаевич Ваньшин, генеральный директор Института «Реакомп». Он сам потерял зрение в возрасте пяти лет. Со своей супругой Ольгой Павловной Ваньшиной они занимаются обучением тифлокомментированию, подготовкой кадров. Программа обучения разработана лично Сергеем Николаевичем. Приезжают люди из регионов, обучаются, возвращаются в свой город и там внедряют этот процесс в театры, в музеи.
Как проходит тифлокомментирование в театре?
Незрячим зрителям, которые пришли на спектакль, выдают специальный наушник, через который я буду общаться с ними из специально оборудованной рубки и словесно передавать всё, что происходит на сцене. Наушник у зрителей только в одном ухе – параллельно они слушают, что говорят актеры на сцене. Я включаюсь в паузах, чтобы не мешать им воспринимать спектакль. Например, в спектакле «Сирано де Бержерак» первое отделение очень динамичное, в нем мало психологических пауз и мало возможностей для комментирования – иногда приходится произносить текст на сверхзвуковой скорости. Обычно это ключевая информация, суть, важный момент, помогающий понять происходящее.
Как правило, мы начинаем комментарий с описания зрительного зала, чтобы дать зрителю представление о том, где он находится, какого цвета кресла, как устроен зал, что сейчас на сцене, как выглядят декорации, как они будут двигаться. Перед «Сирано» описываю также экран и говорю, что на сцене стоят видеооператоры, которые снимают зрительный зал, что зрители машут рукой, их лица видны крупным планом на экране. Все это я проговариваю, чтобы незрячие зрители понимали, что происходит в зале, пока все занимают места. Когда уже идет спектакль, важно не перегружать слушателя тифлокомментарием, описать только значимые моменты.
Как прошло дебютное комментирование? Вы волновались?
Очень! Для меня это был первый опыт в таком масштабе. В процессе учебы это все иначе воспринимается: там тебя слушают свои люди, сокурсники. В театре ты понимаешь всю степень ответственности перед людьми, которые сюда пришли. Ты переживаешь, будет ли хорошо работать оборудование, всем ли будет хорошо слышно. Мне помогал наш звукорежиссер, а внизу капельдинеры раздавали оборудование зрителям. Со своей стороны я была готова, но мне было важно, чтобы все прошло хорошо и технически. После спектакля я спустилась вниз и подошла к нашим гостям. Все благодарили, всем все понравилось.
Такие спектакли проходят при поддержке программы «Особый взгляд» благотворительного фонда Алишера Усманова «Искусство, наука и спорт».
Как Вы готовитесь к тифлокомментарию, кто пишет тексты?
Изначально удобно готовиться по видео, но нужно понимать, что спектакль – это живой организм, и у актеров всегда есть место для импровизации. Несмотря на подготовленный тифлокомментарий, нужно быть включенным в процесс здесь и сейчас и быть готовым к любым изменениям.
Автор тифлокомментария к «Сирано» – Екатерина Негруца. Когда я предложила театру внедрить эту услугу, я еще не была тифлокомментатором, а только начала учиться, но для получения грантов программы «Особый взгляд» на организацию тифлокомментирования в театре и получение оборудования необходимо было кураторство дипломированного тифлокомментатора. Так Екатерина оказалась в нашей команде, и сейчас мы с вместе занимаемся в нашем театре этим важным делом. К новому спектаклю «Темные аллеи» из цикла «Метаморфозы» тифлокомментарий буду составлять уже я.
Тифлокомментатору необходимо быть разносторонне развитым и образованным человеком, потому что в своей работе он постоянно сталкивается с разными эпохами, культурными направлениями, будь то театр или музей, выставка или показ мод, специалист должен уметь всё объяснить и верно назвать. Я помню, как во время учебы Сергей Николаевич Ваньшин нас «гонял» по военной технике. От нас требовалось, например, описать самолет, из каких деталей он состоит. Это было очень сложно, и временами я думала: «Ну зачем мне это?», но потом поняла – ты можешь столкнуться с чем угодно в этой профессии и должен быть готов описать все: парады, спортивные мероприятия, концерты. Для этого нужно владеть определенной лексикой.
У Вас такой широкий спектр умений и навыков – вокал, фортепиано, фехтование, хореография, верховая езда, английский язык. Вы пишете стихи. У Вас так много интересов?
Да, мне порой кажется, что меня не хватает на все. Мне очень нравится заниматься разными вещами. Я, например, легко усваиваю языки, недаром же я хотела идти на инъяз. Кроме английского, я хочу изучить другие языки, да и английский не забываю, всегда рада любой возможность с кем-то пообщаться.
Верховой езде я обучалась в конно-спортивном клубе, специально туда ездила. Этому можно учиться вообще бесконечно и совершенствовать навык.
Еще я с детства, лет с трех, пишу стихи. Когда у меня родилась дочка, то как-будто открылся портал в детскую поэзию. Пишу пока в стол, но уже стопка стихов готова. В ближайшее время хочу издать книгу. Недавно я читала стихи дочке, ей три с половиной года и она уже способна их оценить. Ей очень понравилось. Вообще любые события, волнения в жизни побуждают меня взять ручку и писать, в этом я чувствую отклик. Это моя личная психотерапия.
С пяти лет я училась в музыкальной школе и владею фортепиано. Во время пандемии мы с мужем решили снять видеоролик для дочки, и Саша попросил меня написать к нему музыкальную композицию секунд на тридцать. Я начала сочинять, в итоге это вылилось в композицию на две с половиной минуты. С тех пор я периодически сажусь и пишу музыку.
Для меня оказалось очень важным что-либо сотворять, быть создателем чего-то. Я создаю роли, стихи, музыку. Свой эмоциональный опыт я облекаю во что-то, чем я могу поделиться. Меня это наполняет и помогает сделать новый вдох.
Мне, действительно, все интересно. Я стараюсь расширять свой актерский инструментарий, чтобы я не была ограничена работой только в театре. Я очень люблю свою профессию, обожаю ощущение полета, когда все складывается на сцене, когда ты заодно со зрителями, с партнерами и ты словно отталкиваешься и летишь. Это ни с чем не сравнимый кайф, это мощный драйв для меня. Но я также понимаю, что в жизни все меняется, все очень непредсказуемо и нужно быть готовым ко всему. Я не жду, когда мне кто-то что-то предложит, а сама нахожу возможности для развития. Например, мне захотелось обучиться искусству дубляжа. Я пошла на курсы к Гелене Пироговой, режиссеру и мастеру дубляжа, получила еще один колоссальный опыт. В дубляже ты работаешь совсем другими «мышцами». Мне посчастливилось поработать с Геленой в фильме «Круэлла», который недавно вышел. Я озвучила в нем Кэтрин, приемную маму героини. Для меня это был какой-то личный прорыв, ведь пробы утверждали в США, на студии Дисней. Было невероятно приятно, что меня утвердили. Теперь я вливаюсь в дубляжную сферу и озвучиваю фильмы, компьютерные игры, аудиокниги. Я обожаю все, что связано с голосом, с речью, недаром и тифлокомментирование во мне так откликнулось.
Какие необычные мечты у Вас есть?
Я мечтаю поехать наблюдать за китами! Я бы уехала к исследователям, которые следят за китами, плавала бы с ними и наблюдала за этими невероятными животными. Это моя большая мечта. Наверное, именно 2020 год, который нас всех заблокировал, дал мне ощущение того, что на самом деле нет границ. Дал осознать, что ты можешь заниматься, чем хочешь, где хочешь, когда хочешь, главное – только твое желание! Это ощущение мне дарит крылья. И мое личное озарение в том, что мы можем в нашей жизни делать абсолютно все, что нам хочется. Это дает мне силы жить и развиваться дальше.
