Танцевально-музыкальный перформанс Därdemänd — детище творческого объединения «Алиф», которое базируется на театральной площадке MOÑ в Казани. MOÑ — не переводимое на русский язык слово, которое одновременно означает тоску, печаль, лиризм, меланхолическое состояние души и чаще всего употребляется в отношении музыки и поэзии. Площадка MOÑ развивает казанское сообщество художников и зрителей через кросс-жанровые спектакли, лаборатории и образовательные программы с акцентом на развитие современного национального театра.
Резиденты MOÑ, хореограф Марсель Нуриев и перформер Нурбек Батулла, основали объединение «Алиф», которое за пять лет существования стало амбассадором татарского современного танца. Их постановки на стыке хореографии, перформанса, физического театра, музыки, поэзии обращаются к теме поиска национальной идентичности.
В театрализованном перформансе Därdemänd режиссера Туфана Имамутдинова Батулла пытается дотянуться до глубинных корней своей национальной культуры. Для этого он через пластику соединяется с мелодией для скрипки, альта и контрабаса за авторством Эльмира Низамова и поэтическими текстами на татарском языке в исполнении контратенора Рустама Яваева.
Вдохновением и прототипом для этой работы становится Замир Рамиев — промышленник, который жил на рубеже XIX-XX веков и писал стихи под псевдонимом Därdemänd, в переводе с персидского — «опечаленный». Для «Алифа» он важен не только как национальный поэт, внесший большой вклад в развитие национального языка, но и как культурный посредник и меценат. Он помогал талантливой молодежи: оплачивал молодым художникам образование в Европе, обеспечивал их техническим инструментарием. Современники не слишком интересовались его стихами, считая их неблагозвучными. Зато потомки оценили их — за философское наполнение.
Музыка начинается долгими, протяжными тактами одного и того же тона, который инструменты берут каноном, но в развитии обретает черты народного, близкого к арабскому, звучания. Перформер выходит на пустую и светлую сценическую площадку так медленно, что можно разглядеть каждую его напряженную мышцу. Когда он достигает центра, над головами зрителей раздается голос.
В начале мелодия похожа на утреннее марево, и перформер двигается как будто намеками, с закрытыми глазами нащупывая будущий рисунок движений. Но со вступлением вокала его пластика развивается. Осторожно, всем телом вслушиваясь в музыку, он как бы наощупь ищет связь со своей национальной идентичностью — и находит её в песнях «опечаленного» поэта. Родной язык входит в него буквально через открытые раны — порезы на теле, из которых сочится кровь.
Батулла двигается как щедро промасленный механизм, возводя плавность движений в механический абсолют. Национальный колорит музыки становится ярче, а жесты перформера — мельче и подробнее. На пике интенсивности музыкального текста герой полностью присваивает себе музыку, впуская ее в каждую свою рану. И когда мелодия внезапно обрывается, аккомпанементом для танца становится его сбивчивое, иногда истеричное дыхание: он вернул себе себя — и музыка как инструмент перестала быть ему необходимой.
Пройдя кульминацию, трио струнных, вокалист и перформер сливаются в едином энергетическое потоке некоего подобия ритуального обряда. Импровизационный танец выплескивается из тела Батуллы дикой энергией. Боль от потери возможности говорить с предками на одном языке, но и предвкушение встречи со своими корнями чувствуются в каждом его резком и широком жесте. Когда песня умолкает, завершается и это своеобразный обряд инициации, и движение героя заканчивается в упокоенной позе на полу.
Так, подобно тому, как Därdemänd обновлял татарскую культуру своей поэзией и меценатской деятельностью, перформер обновляет свое тело путем кровопускания. И через пластическое единение с музыкой и физическую боль находит желанный путь к истокам.
Фестиваль транслировал показ перформанса в прямом эфире — вот его запись.
