В сентябре на экраны выходит новый фильм режиссера Алексея Германа-младшего «Дело». Картина уже прокатилась по фестивалям: ее премьера состоялась в Каннах в программе «Особый взгляд», затем фильм отправился в Карловы Вары.
Фестивальная жизнь любого фильма свидетельствует о двух его противоположностях. С одной стороны – это заведомое признание качества работы, с другой – заявка на его артхаусность и, соответственно, невысокую кассовость. Алексей Герман-младший, чья фильмография невелика, но очень изысканна, никогда не делал фильмов для массового употребления. Его новая картина тоже представляет из себя сугубо интеллигентское высказывание, достаточно провокационное, с нескрываемым либеральным оттенком, отчего сам автор предполагает будущее недовольство властьпредержащих всех мастей.
Фильм создан во время карантинной паузы, когда были приостановлены съемки международного проекта «Воздух», над котором режиссер работал до локдауна. Герман вспомнил о сценарии, написанным им совместно с Марией Огневой за несколько лет до этого и оценил его художественную постановочную лаконичность: все действие фильма происходит в интерьерах квартиры и во дворе. Из закрытой на тот момент Австрии, через перекрытые границы удалось привезти в загородное питерское Репино любимого артиста Алексея Германа – Мераба Нинидзе, которого режиссер уже снял в двух предыдущих фильмах. Собрать великолепный актерский ансамбль жаждущих действия во время вынужденного простоя артистов, оказалось делом не трудным. За двадцать пять съемочных дней группа создала импрессивную эстетскую картину, похожую на выдох после глубокого вдоха.
Хорошо известно, что жизнь в российской провинции всегда не успевает, а, в общем-то, и не спешит особо за всеми столичными изменениями и преобразованиями в сфере человеческих ценностей и легитимного к ним отношения. Преподаватель литературы Серебряного века, пятидесятилетний профессор Давид Гурамович (Мераб Нинидзе) живет в маленьком городке на берегу большого озера. Зритель застает его под домашним арестом – профессор осмелился выложить в сетях карикатуру на местного мэра-коррупционера, за что его немедленно в ответ обвинили в растрате больших денег, выданных на проведение научной конференции.
Одного взгляда на квартиру героя достаточно, чтобы понять: он не способен украсть в принципе, просто потому, что это противоречит его внутренней сущности. Камера оператора Ивана Бурлакова постоянно, подробно и внимательно рассматривает обстановку профессорского жилища, каждая книга, каждая вещь которого, без сомнения, наполнена смыслом, так много способным рассказать о герое. Художник-постановщик картины Елена Окопная, спутница Германа в жизни и в творчестве, удивительно точно воспроизводит интерьер малоэтажной «сталинки» провинциального разлива – гнезда интеллигента, погруженного в вечные поиски вдохновения.
Творческий беспорядок очевидно обусловлен не только извечным перевесом внутренней жизни художественно-устроенной личности над внешней, но и простым бытовым фактором – в квартире одинокого профессора давно не чувствуется женской руки. С матерью (Роза Хайруллина), которая живет отдельно, но ежедневно навещает сына-арестанта, Давида связывает любовь на уровне животного инстинкта. Мудрая и сдержанная мама – единственная, кто не требует ничего и принимает Давида таким, каков он есть. Все остальные персонажи, приходящие в его квартиру из внешнего мира, призваны многое рассказать о герое: через общение с женой (Анастасия Мельникова), медсестрой (Светлана Ходченкова), следователем (Александр Паль), адвокатом (Анна Михалкова) зритель узнает о далеко не идеальном, немного сварливом, капризном и вспыльчивом характере Давида Гурамовича, о его рефлексиях и негибкой принципиальности.
Желая облегчить жизнь опального профессора, все окружающие, за исключением адвоката, уговаривают его сдать позиции и примириться с мэром. Тут и вступает в свои права «бродячий сюжет» о маленьком человеке и его бессилии в схватке с государственной машиной. На ум напрашиваются всевозможные параллели: от Пушкина, «запертого» царем и Бенкендорфом в пределах Российского государства до недавней истории с режиссером Кириллом Серебренниковым. Впрочем, сам Алексей Герман решительно открещивается от подобного сравнения, ведь сценарий писался им задолго до событий, связанных со Студией 7 и ее руководителем. Просто так уж получается, что истинный художник всегда умеет нащупать болевые точки в жизни общества еще до того, как они дадут о себе знать открыто.
Избежать пафосных ассоциаций с жизнью великого поэта или с известными произведениями, использующими похожую фабулу, автору фильма помогает чувство меры и едва уловимая ирония. Он словно добро насмехается над своим героем, постоянно ставя его в нелепые положения, и тем снижая градус патетики. Неуклюже пытаясь вылить на провокаторов во дворе ведро воды, арестант обливается сам и срывает спину. На его смехотворную и беспомощную попытку вывесить на балконе простыню с обвинительным лозунгом против мэра, с сочувствием смотрит, не скрывающий своей симпатии, следователь. Профессор вредничает в разговоре с соседкой снизу, чью квартиру он, вероятно, заливает из-за протекающих труб. Потом оказывается, что молодая соседка не только не обиделась на Давида Гурамовича, но даже спасает его от бандитского налета и утешает отчаявшегося героя-одиночку.
Кажется, небеса отвернулись от бунтаря, и объем несчастий все возрастает: ему не разрешают увидеться с умирающей матерью и попасть на ее похороны. Даже в этой, глубоко трагической ситуации, режиссер предлагает зрителю с некоторым участливым снисхождением взглянуть на экспрессивную и недальновидную попытку Давида сбежать на кладбище: браслет на ноге тут же сигнализирует куда надо и только содействие следователя спасает его от неприятностей.
Концентрация бед по некоему внутреннему закону жизни должна разрешиться светлым исходом. Действительно, профессор выигрывает суд и с облегчением празднует торжество своей правоты, но эмоциональные качели сюжета вновь скидывают его с вершины, указывая герою на полную бесполезность всех его страдальческих усилий. И только примирение с любимой дочерью (Александра Бортич) опускает Давида с небес на землю, подталкивая его к простой мысли о том, что никакое, даже самое правое «бодание с системой», не может быть важнее близких людей, а значит и самой жизни.
Винтажная поэтика киноязыка Алексея Германа неуловимо напоминает о его учителе – белорусском режиссере Валерии Рубинчике. Медитативное скольжение камеры, туманность лирических пейзажей очень точно визуализируют замедленный темп провинциальной жизни, где никто никуда не спешит, все несуетно разговаривают приглушенными голосами, словно боятся быть подслушанными. На дворе давно не власть Советов, хотя прозрачный ленинский профиль по-прежнему главенствует во дворовом ландшафте, не мафиозные девяностые, хотя физический шантаж еще возможен, но показательное убийство уже едва ли. «Россия велика, царь далеко» и ощутимые перемены все же пробиваются во все «медвежьи углы» большой страны. Именно поэтому режиссер довольно спокойно и даже с улыбкой наблюдает за тем, как его герой «машет кулаками», а после своей личной большой войны и призрачной победы снова погружается в тягучий сон, навеваемый «все той же тайною тоской» российской действительности.
