Одна из самых ожидаемых премьер прошлого сезона – первая постановка нового худрука одного из главных театров страны, Сергея Женовача, согласитесь, априори знаковая. Скрытые и явные смыслы ищут во всем – выборе пьесы, актёрском составе, ну и, конечно, в самой постановке как режиссерском высказывании.
Обращение режиссёра к Булгакову, в целом, закономерно. «Бег» писался для МХТ и никогда не был поставлен, а Сергей Женовач в далеком 2004 в статусе молодого режиссера поставил здесь же «Белую гвардию». «Белая гвардия» была актерским спектаклем и самым актуальным театральным приемом в ней была вздыбленная реальность (декорация А. Боровского). Кое-что и кое-кто из той постановки оказался и в нынешней.
Странно, но сценография спектакля это одновременно и большая удача, и неудача. Все действие происходит на железнодорожном перроне. Заброшенный полустанок, тараканьи бега в Константинополе, карточная игра в Париже – все помещается на узких платформах, поднятых над сценой. Эти платформы подвижны, они сходятся и расходятся, уплывают вниз и поднимаются вверх, поворачиваются вокруг своей оси и накреняются, как корабль в шторм. Метафора понятна: потеря себя и своих корней, бессмысленные метания, неустойчивость и неуверенность во всем, ускользающая жизнь. Но есть одна проблема: ближнему партеру не увидеть часть спектакля в целом, а это все же потеря восприятия. В первом акте осознать, что на сцене, кроме Хлудова есть кто-то еще, удалось не с первой попытки. Соответственно, прекрасно продуманная сцена с убиенными солдатами просто потерялась, мы ее не увидели. А жаль…это отличный ход.
Все эти молчаливые призраки, преследующие Хлудова – то шуршащие тараканами, то бродящие тенями, то пугающе встающие во весь рост – едва ли не главная идея постановки. Этот образ множества тихо поднимающихся и вновь тихо ложащихся лицом в землю людей оказывает на зрителя едва ли не большее воздействие, чем персонажи. Такое же сильное впечатление производит и отсутствие музыкального сопровождения. Кажется, что речь героев звучит в полной тишине, но эта тишина тонко пронизана едва слышными звуками, доносящимися как будто бы откуда-то издали, и только громоподобные револьверные выстрелы разрывают это беззвучное пространство, но сразу угасают.
При всей своей лаконичности, черно-серое пространство спектакля прекрасно отображает вселенский холод и тьму, царящую в душе Хлудова. Анатолий Белый, несмотря на общую статику его сцен, горит изнутри лихорадочным огнем сумасшествия. Утратив осознание границ сна и реальности, он сгибается под грузом вины и ответственности за прерванные им жизни. Русский офицер не имеет права на страх, значит эти судорожные движения и затравленный взгляд – не страх, а потеря опоры, потеря идеалов и себя в руинах жизни. Он сам признал себя виновным во всем. И, как исполнение приговора, его сознание являет убитого им невиновного человека, с которым он ведет бесконечные изматывающие беседы, периодически прерываемые появлением других персонажей. Но, в целом, весь первый акт – тяжелая тоска Хлудова, а вместе с ним и зрителя.
Второй акт компенсирует первый появлением генерала Чарноты в исполнении Михаила Пореченкова. Пореченков – это целая вселенная, заполняющая собой все пространство спектакля, независимо от мизансцены. Бравый генерал, азартный игрок, пьяница и дебошир, но не только. Ох, как тоскует Чарнота по Люське, с какой надеждой смотрит на нее в парижской квартире мерзавца Корзухина… Блестяще исполненный безнадежный порыв своего героя на словах «Чарнота…купи себе штаны…» заставляет зал судорожно вздохнуть. Что уж говорить о всеми любимой сцене карточной игры…
В этом «Беге» смешались живые и мёртвые, здравый смысл с болезнью, скука с весельем, прошлое с будущим. Виселица превращается в распятие, и кому-то из этого страшного поля мёртвых тел не суждено воскреснуть.
Над текстом работали Анна Смолякова, Анастасия Гуковская и Наталия Мануйлович.
