Худрук Мобильного художественного театра Михаил Зыгарь говорит: они в шутку называют себя идейными продолжателями идей Станиславского и Немировича-Данченко, основателей МХТ, мечтавших о демократичном общедоступном театре. И то ли скромничает, то ли бережёт чувства ортодоксальных театралов, потому что амбиция очевидна без всякого юмора. И, пожалуй, оправданна. Нынешний российский театр нередко скучен, непонятен или совершенно не по карману — либо кажется таким, потому что у неповоротливых институций не всё гладко с SMM, а у экспериментальных частных инициатив нет ни кредита доверия, ни возможности заниматься просветительской деятельностью. И здесь как раз не хватает продукта, могущего стать мостиком от театра к человеку, сделать театр ближе и роднее широкой аудитории: простого, актуального, адекватного времени, недорогого и комфортного в потреблении. Мобильный театр — это как раз такой продукт (в самом позитивном значении этого слова: придыхания по поводу сценического таинства только отпугивают неподготовленного зрителя). Это соединение двух форматов: хорошо забытого и модного, радиотеатра и сайт-специфик — в удобной мобильной упаковке.
Какие ассоциации возникают у вас при слове «радиотеатр»? Десять к одному, что это будет бабушкино радио (такое, что втыкается в розетку) и голоса Юрского, Филиппенко или Яковлева, неторопливо разматывающие сюжетную линию восьмой серии какой-нибудь «Анны Карениной». Интересно, но нет: жизнь уже не такая, чтобы это нравилось, слишком всё вокруг быстро и насыщенно, слишком мы стали активны и непоседливы.
Радиотеатр нового поколения по версии Михаила Зыгаря и Алексея Киселёва — это оригинальные тексты за авторством талантливых драматургов в исполнении топовых актёров и медийных персон (иногда интригующем: например, Воланда у них играет Ингеборга Дапкунайте). Это локализация в смартфоне, приспособленная под зрителя, который часто занят или живёт в собственном, комфортном ему ритме. Но главное — это сайт-специфическая канва: привязка действия к конкретному нетеатральному пространству, которое одновременно и декорация, и персонаж. Уже семь спектаклей МХТ обосновались в разных районах Москвы — от Патриарших до ВДНХ. Восьмой лёг на карту в Петербурге, охватив сорокаминутную пешую прогулку от Рубинштейна, 22 до Дома Радио — путь, которым Ольга Фёдоровна Берггольц шла на работу в блокадном городе.
На что это похоже?
Голос Берггольц (её роль исполняет Елизавета Боярская) звучит в голове: ослабевшая от недоедания, она медленно идёт по относительно безопасной стороне улицы, узнаёт раз за разом свой любимый город, обезображенный войной, вспоминает, каким он был раньше. Констатируя факты блокадной жизни, она время от времени сбивается на любовные переживания — и с удивлением отмечает это, то споря сама с собой, то внутренне борясь за право жить, а не просто ждать смерти. Размышления героини — настолько личные и по-человечески противоречивые, что довольно просто почувствовать их своими. Получается нечто среднее между экскурсией, озвученным внутренним диалогом и путешествием, но не во времени, а в пространстве памяти, которое на улицах Петербурга конструирует драматургический текст Валерия Панюшкина. Он не просто воссоздаёт картинку прошлого в настоящем, он сталкивает их: поэтому вместо оживлённого трафика на перекрёстке Невского и Литейного нам предлагают увидеть развороченный трамвай, а в ломящейся деликатесами витрине Елисеевского — только еловые ветки. Идя по чётной стороне — подумать о том, что именно здесь мы могли бы с большей вероятностью погибнуть под бомбежкой. А за окном дома на самой тусовочной улице города представить, как молодые и весёлые люди, полные надежд — похожие на нынешних нас — слышат первые разрывы.
В историю погружаешься не только зрительно, но и тактильно: чувствуя под рукой гранитные перила или металлический прут ограды — может быть, именно за него она держалась, отдыхая на середине своего бесконечно долгого пути. Вот, кстати, ещё одно столкновение двух разных реальностей: что для нас такое сорок минут спектакля?
Зачем это смотреть?
Теодор Курентзис на презентации спектакля в Доме Радио сказал, что самые неизвестные вещи — это те, что ты считаешь хорошо знакомыми. Маршрут пролегает по оккупированному туристами Невскому проспекту, который местные тысячу раз видели, поэтому либо избегают, либо проскакивают в толпе, не глядя по сторонам. Снаряженный чужой оптикой, привычные, насквозь знакомые вещи рассматриваешь по-новому, чувствуя себя немного иностранцем. «Я жила» даёт возможность убрать автоматизм восприятия, сойти с рельсов, проложенных ещё в школе, иначе увидеть историю — как что-то живое, настоящее, своё. И по-новому соприкоснуться с первоисточником — мощнейшим высказыванием на тему жизни и смерти, особенностей человеческой природы, советского уклада.
А ещё — отдать дань памяти, которая нужна и этим дням, и этому городу, и людям, которые погибли, чтобы мы сейчас могли пить вино на Рубинштейна, любоваться подсветкой на Невском и покупать пирожные в Елисеевском.
