Автор, которого в России называют «русским Умберто Эко», а в Америке – «русским Маркесом», написал очень личную книгу. «Идти бестрепетно» – так называется сборник короткой прозы Евгения Водолазкина. Презентация книги и творческая встреча с писателем состоялись 3 марта, в Международный день писателя, в Москве в Электротеатре Станиславский.
Евгений Водолазкин – доктор филологических наук, литературовед, почетный доктор Бухарестского университета, автор текста одного из «Тотальных диктантов», колумнист газеты «Известия», обладатель премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера». Номинант премии GQ в номинации «Автор года». Автор романов «Соловьев и Ларионов», «Лавр» и «Авиатор».
Так можно рассказать о нём, если мы захотим составить краткую биографическую справку. Но жизнь учёного и писателя Евгения Водолазкина куда интересней сухих фактов. Например, учёба у самого академика Дмитрия Лихачёва или многолетняя работа в Пушкинском Доме заслуживают особого внимания. В новой книге «Идти бестрепетно» на первый план выходит сам автор. Он пишет о детстве, о семье, о родных для себя городах – Петербурге и Киеве, о науке, о подробностях создания своих романов… Это и автобиография, и литературоведческий нон-фикшн, и сборник художественной прозы одновременно.
Во время встречи в Электротеатре Евгений Водолазкин прочёл несколько отрывков из нового сборника, рассказал о своих родителях, супруге и дочери, погрузился в воспоминания о детстве и Советском Союзе, порассуждал о воспитании детей и скоротечности жизни, а также ответил на вопросы зрителей.
О начинающих писателях:
«Тяжелее всего начинающим писателям. Им кажется, что никто не обращает на них внимания и никто их не ждёт. Издательства и журналы не охотятся за их рукописями. И даже если рукописи добираются до издателей самостоятельно, никто не бросается их читать. Так кажется авторам – и для этого есть основания. Они пишут длинными витиеватыми предложениями, напоминающими структуру ДНК. Начинающие писатели боятся показаться примитивными и невежественными. Они любят скрытые цитаты и многозначительные намёки. Иногда пишут, отдавшись стихии языка, надеясь на позднейшее осмысление написанного. Язык обладает магией, и соединение слов, как соединение букв у гоголевского персонажа, само по себе создает какую-то гармонию. Но это гармония гаммы, а не симфонии. Новичкам кажется, что они нашли свой Гольфстрим, который вынесет их в какое-то достойное место. Течение, однако, оказывается не Гольфстримом и в конце концов растворяется в бескрайних просторах океана».
О романе «Лавр»:
«…Зло нематериально, зло – это недостаток добра. Чтобы уменьшать зло, надо увеличивать добро. Если бы я начал писать о своих современниках, это было бы китчем. Такое мог позволить себе только Фёдор Михайлович, когда написал «Идиота». Поскольку я не Фёдор Михайлович, я ушёл в XV век, но почему так далеко? Дело в том, что как раз в средневековье была замечательная форма рассказа о добрых людях. Это жития. И в «Лавре» многое основано на житиях реальных людей. И это является одной из главных причин успеха этой книги или сочувственного к ней отношения. Но есть ещё одно обстоятельство: я в жизни читал гораздо больше по-церковнославянски, чем по-русски. Если я, допустим, шесть-восемь часов работаю с рукописями и часа полтора-два читаю вечером перед сном, то понятна пропорция и соотношение. И у меня возникло что-то вроде профессиональной деформации, я начал писать вот такую странную книгу. Мне казалось, что я понимаю то время, о котором я пишу. И «свет» этих текстов, огромный, великий, очень тёплый, который закрыт, потому что он как свет лавы где-то внутри горы, мне казалось, я могу его привнести. Не то чтобы я чувствовал себя Прометеем, я вообще сомневался в успехе предприятия, но я решил это сделать. И в какой-то момент я понял, что мои герои для меня живые, и что я плачу с ними, смеюсь с ними, и это не просто фигура поэтической речи, так реально и было. Даже когда я написал эту книгу, я не верил, что она будет кому-то интересна. Я думал, что её прочтут только мои коллеги, специалисты по древней Руси, и моя жена, потому что это её обязанность. Но книга стала продаваться… И никто не верил. Я люблю историю, как один критик, когда я уже попал в шорт-лист «Большой книги» мне сказал: «Ты не получишь «Большой книги», потому что это мейнстримная премия, а «Лавр» – это не мейнстрим». Но когда я получил «Большую книгу», он абсолютно без улыбки сказал: «Да-да-да, мейнстрим изменился».
О книге Григория Служителя «Дни Савелия», предисловие к которой написал Евгений Водолазкин:
«Григорий – замечательный актёр театра Женовача (Студия театрального искусства – прим. ред.). Он написал роман и прислал его мне, но до меня его прочли люди более чем авторитетные – Марина Степнова (писательница и редактор – прим. ред.), Саша Гаврилов (критик и редактор – прим. ред.), чьему вкусу я абсолютно доверяю. Я начал читать роман и не смог оторваться, читал его всю ночь, и потом я позвонил Грише и сказал, что я попробую поговорить с Еленой Даниловной Шубиной о том, чтобы она напечатала этот роман. Елена Даниловна – человек совершенно самостоятельный, принимающий решение, и я не обольщаюсь в смысле своего влияния на неё, мы дружим, но, когда касается дела, она абсолютно бескомпромиссна. Я ей послал текст, и она мне через день звонит. В романе есть сцена, где безумный старик палкой избивает кота, и она говорит: «Кот выживет?». Я говорю: «Выживет». Она отвечает: «Хорошо, тогда я буду читать дальше». И сказала, что она уже поняла, что мы будем книгу печатать. А потом эта книга стала влюблять в себя, как настоящий, хороший текст, широкие круги населения, человеческого и кошачьего, я думаю. И сейчас она стала одной из основных книг десятилетия. В какой-то момент, когда сам уже «наелся» всяческих благ, кайф – кому-то помочь, кого-то подтолкнуть».
О том, что дети мало читают:
«Заставлять читать бессмысленно, можно советовать, своим примером показывать. Один и тот же человек может быть много читающим в один период своей жизни и ничего не читающим в другой. Я почти бросил читать с 13 до 15 лет, при том, что до этого и после этого я читал очень много. В какой-то момент жизнь становится интереснее книги, тогда, когда начинаешь её по-настоящему открывать. И это нормально, когда читают мало. Моё поколение читало много, потому что у нас не было развлечений. Даже телевизора не было, потому что там только Брежнев сидел в экране. Читает человек только тогда, когда ему это нужно, надо только чтобы он помнил: жизнь интересна, её интересно познавать, но не надо изобретать велосипед, и если тебя что-то очень серьёзно интересует, можно быть уверенным в том, что об этом уже писали, особенно в художественной литературе. Со временем человек протянет руку к полке, и хорошо, если на полке что-то будет лежать. Лихачёв советовал покупать книги, даже если ты их не читаешь, но если ты ходишь мимо этих книг, то в какой-то момент тебя потянет что-то прочитать. Так же и ребёнок. Если он видит эти книги, в какой-то момент рука потянется. Я не большой педагог, но мне кажется, что давить нельзя, нельзя чтение использовать в виде наказания: ты сегодня проштрафился, значит, прочитай 25 страниц. Это ни в коем случае! Нельзя давать читать краткие пересказы, лучше прочесть текст автора, 5-10-20 страниц, но его текста. Пересказ не имеет отношения к произведению вообще никакого. Фрагмент произведения имеет. Вот это надо делать, а потом человек сам, своим путём, когда ему надоест познавать действительность собственным лбом, набивать шишки, его заинтересует, как это было в истории вопроса, и он придёт к чтению. Если ему суждено прийти, а если не суждено, то и не придёт».
