Фанерная коробка сцены, четыре концертных микрофона для рэп-читок и пара пластиковых стульев, подкидываемых нервной рукой. То ли вчера, то ли четыреста лет назад – не ясно, да и не важно. То мир, то война – не поймёшь, что страшнее. В таких предлагаемых обстоятельствах артисты решают главные вопросы человечества на отдельно взятой площадке.
Собрал эти вопросы Эдмон Ростан ещё в конце XIX века – в комедии «Сирано де Бержерак». С тех пор появилось много версий ответов, но каждая новая постановка словно доказывает: ответы приняты, но ищем дальше.
Драматург Мартин Кримп и режиссёр Джейми Ллойд в своём поиске плотно прошлись по ростановскому «проблемному» чек-листу, но переписали французскую классику языком британского рэпа. Рифмованные строки в сопровождении битбокса льются непрерывным потоком из уст артистов в уши зрителей лондонского театра Playhouse, вопрошая о главном – любви и ревности, красоте и уродстве, одиночестве и дружбе, свободе самовыражения и боли невысказанного.
Герои – наши соседи по эпохе: они носят стритвир, говорят на современном языке, в курсе актуальной медиаповестки и, как правило, встречают людей по одёжке. В мирное время они докучают друг другу обидными нападками и оскорблениями, а потом дерутся на версус-дуэли (классический поединок на шпагах, конечно же, разыгран как настоящий рэп-баттл). Но на войне они мгновенно забывают разногласия, объединяясь против общего врага, поровну делят жажду, голод, страх смерти и сострадание.
Протагонист де Бержерак в исполнении звёздного британца Джеймса МакЭвоя внешне ничем не выделяется из этой толпы – буквально, даже носом: в этой постановке обошлись без спецэффектного голливудского грима. Отдельное спасибо создателям за чистый минимализм во всём, но без накладного носа Сирано-МакЭвой, пожалуй, слишком красив. Тем не менее, у него есть свой «нос». Он отравляет жизнь, заставляя соизмерять себя с эталонами общества, и одновременно вдохновляет, убеждая в собственной уникальности. Одиночество – его «нос», который торчит с любого ракурса.
Умница, остряк и беллетрист, маэстро литературной импровизации, убеждённый противник банальности и адвокат творчества, несносный задира Сирано глубоко, тотально, самозабвенно одинок. Как говорит он сам, этот его нос – предмет гордости, моральный компас и место, где беседуют греческие боги. (Не потому ли он и на поле боя прихватил с собой «Илиаду» Гомера?) Нос – одиночный пикет Сирано против всего конвенционального: стандартов, речей, убеждений. И тут рэп с его бунтарской природой – точное попадание в цель.
Двойственный характер одиночества формирует и характер Сирано: гордый, непримиримый и жёсткий, он вместе с тем мягок, нежен и раним. Собственноручно выпестованное одиночество мешает гасконцу открыто признаться в любви к Роксане, зато обращает чувство в изящные откровенные вирши. Де Бержерак тяготится одиночеством, но жаждет всеобщей ненависти, чтобы продолжать творить. За его спиной – спасительная зеркальная стена, только ей он может доверить потаённое. Он неисправимый, упёртый романтик, готовый обменивать жизнь на рифмы, а рифмы – на любовь каждый день, каждую минуту войны или мира. И пока на белом свете есть Гасконь, одинокий поэт и романтик всегда будет главным героем.
Неожиданно, театральный МакЭвой влюбляет в себя как virtuoso трансформации и художественной читки. Он мгновенно превращается из разъярённого гвардейца, готового порвать за запрещённое слово, в лучшего друга-опекуна, а из отчаявшегося влюблённого – в упавшего с Луны фрика. Он использует тембр, дыхание и темпоритм так физически убедительно, что от обращённых к Роксане любовных рифм у зрителя расширяются зрачки, увлажняются глаза и приоткрываются губы. Похоже, Джеймс – как и его персонаж – любит слова. Вот и всё.
«I love words. That’s all» – один из героев выводит краской на фанерном заднике эту фразу как оправдательный приговор Сирано. Любить слова – вот ответ Ростана на все вопросы человечества, и лондонской театральной команде такой ответ по душе. Урок кулинарной поэзии (или поэтической кухни?) в кафе мадам Рагно идеально передаёт суть французского неоромантизма. Изысканный вкус – это ведь и про гурманский десерт, и про высокую эстетику стихосложения. По словам Рагно, ритм и рифму нельзя игнорировать, равно как нельзя ошибаться с выбором ингредиентов для лимонного торта.
Финал спектакля полон сожаления об утраченных поэтических идеалах. Рифм больше нет, и лимонный торт в кафе не заказывают. Французы теперь не едят сахар (он портит зубы), и Бержерак почти не пишет стихов. Его некогда острое перо уже не способно проткнуть обидчика, поэтому обидчик легко протыкает Сирано своим клинком. Смертельно раненный, он приходит к Роксане, чтобы прозаически во всём признаться. Чтобы, прощаясь с ней, навсегда проститься с одиночеством. Чтобы простить и отпустить эту вдохновляющую боль – свой несносный нос.
