Из полумрака ломаных линий пирамиды головы-бюсты вождей пролетариата выглядят откровенно иронично и не авторитетно. К этому стоит добавить «голову» самого Сталина с высунутым красным языком. Сценография Владимира Боера условно, но предельно точно передает дух романа «Мастер и Маргарита», только не с позиции автора, а через преломление режиссёра спектакля Романа Виктюка. С первых минут создаётся впечатление, что адекватного использования странного пространства с каталками и деревянными засовами невозможно придумать. Но предположение оказывается ложным. Как только появляется Бездомный, и за его спиной раздается тревожная дробь каблуков, хаос оживает и наполняется неожиданным смыслом.
Роман Виктюк, работая над текстом Булгакова, отмёл множество героев и сюжетных линий. Так, исчезли со страниц романа директор Варьете Римский, Варенуха, пьяница Лиходеев, служанка Наташа, Левий Матфей, Иуда и многие другие. Образы несчастного поэта Ивана Бездомного и Иешуа воплощает один актёр Игорь Неведров, а Мастера и Пилата – Павел Новиков. Это не только расширяет смысловой диапазон, но и создаёт новые конусы философского наполнения. Такой режиссёрский приём абсолютно оправдан и подкреплен тем, что Воланд выступает здесь главным кукловодом. Часто именно по его велению герои начинают двигаться в конвульсивных припадках, менять голос и вести себя довольно странно. Нечистая сила манипулирует их сознанием и волей, зеркально отражая авторитарную власть. Частично из уст Воланда звучат и авторские ремарки, его внутренняя сила «вечно хочет зла и вечно совершает благо». Дмитрий Бозин не демонизирует своего героя, скорее делает его максимально загадочным. Героическая фактура и пластика актёра романтизирует искусителя Воланда, зло становится особенно красивым, привлекательным и даже манящим.
Спектакль начинается со сцены в психиатрической клинике, где Стравинский (Прохор Третьяков) с помощью гипноза пытается убедить прибывшего пациента в необходимости задержаться в лечебнице, для его же блага. «Если завтра в поход!», – маршем раздаётся песня, и ноги Бездомного сами по себе начинают пританцовывать. Игорь Неведров рисует образ безумного, нервного, блаженного поэта, мастерски переключаясь на другой эмоциональный регистр в сценах Иешуа. Актёру под силу, не смешивая краски характеров, играть чистые образы: неврастеника и миротворца. Особенно ярким получился его tandem с Берлиозом. Неотразимый актёр Олег Исаев в роли первой жертвы сатаны – выделяется среди странных, пластично-грациозных и мистических персонажей. Этот Берлиоз не боится гримасничать и больше походить на острохарактерных героев Зощенко или Аверченко. Неуклюж, наивен, с небрежной щетиной и бутылкой согревающего – Берлиоз традиционно лишается головы. Свита Воланда будет играться ею, запихнув в авоську, как только что купленный спелый арбуз… Гроб Берлиоза тоже появится на сцене, но не в окружении друзей литераторов, а на плечах слуг нечистой силы: Бегемота (Михаил Руденко), Азазелло (Иван Никульча) и Коровьева (Константин Авдеев).
Парадоксальной и гротескной становится трактовка образа Геллы. В романе ей отведена роль самого младшего члена свиты, Булгаков даже не отправляет её в их последний полёт. Соблазнительную вампиршу портит «причудливый шрам на шее». В спектакле Гелла не похожа на хрестоматийный образ: это женщина среднего возраста, с кричащим макияжем, постоянно кривляется и громко транслирует диковинные тексты. Она то переводит на язык жестов партийную речь, то, увеличив до безобразности грудь, расчищает лопатой дорожки. Актриса Людмила Погорелова удачно вписывается в психоделическую картинку постановки. Её экспрессивная натура и «чертики в глазах» превращают Геллу не в бесноватую вампиршу, а в собирательный образ гоголевских «чёртовых баб». Но стоит заметить – не лишенных природного обаяния! Антиподом становится Маргарита, которую играет Екатерина Карпушина. Красивая, статная, благородная, с пышной копной светлых волос, она срывает с себя теплое пальто и кажется, что сдирает кожу, телесную оболочку, оголяя внутренний нерв, болезненно пульсирующий от любви к Мастеру. Екатерина Карпушина и Павел Новиков создают прекрасный дуэт, где помимо лирического, трепетного, проявляется глубокая драматическая почва. Здесь образы Мастера и Маргариты вырастают не в виде пары слепых влюбленных с картины Магритта… Это скорее люди, сумевшие не утонуть в липкой, грязной реальности. Мусор из бюстов Ленина и Сталина, нелепые венки с похорон Берлиоза, горсть пепла – все это существует отдельно от них.
Роман Виктюк освобождает историю от любого намека на быт, сухую материальность: вместо трамвая – дорожный знак, воображаемый крем для Маргариты и невидимые сигареты «Наша марка». В этом мнимом мире небо затмевает гигантское распятие. На него взбираются Бездомный и Мастер, когда впервые встречаются в больнице, иногда скачет свита Воланда. Деревянный крест очень шатко расположился под верхушкой пирамиды. Кажется, он вот-вот с грохотом рухнет от случайного небрежного прыжка. На конструкцию прикреплена лампочка, в финале она разгорается, будто Вифлеемская звезда. Но её тусклый свет даёт отсылку и к другому: одинокая лампочка заменяет Солнце заключенным в камере. Ведь ломаные перекладины пирамиды могут намекать и на тюремные клетки сталинских лагерей. При всем философском содержании, работа Романа Виктюка не лишена политической тени. «В семье не без урода!», – говорит Сталин в своей речи, что эпилогом венчает спектакль. В мире марионеток не может существовать любовь, поэтому Мастер и Маргарита находят спасение в смерти. Они не имеют права на чувство в обществе, где пирамида власти смешивает людей с прахом, раздавливает, порабощает их души. Но лучи света, разъедающие тьму, дарят надежду: пока кто-то будет зажигать звезды на небе, человек может быть спасен!
