В рамках первого фестиваля «БТК. Generation», который прошёл в Санкт-Петербурге 19 по 24 января, 122 театральных специалиста из учеников команды Большого театра кукол представили результаты своих творческих поисков. Молодые режиссёры, продюсеры, художники получили возможность обкатать процесс создания постановки в условиях независимого существования.
В фокус их внимания попали и серьёзная драматургия (Сэмюэл Беккет в «Шагах» Ксении Павловой; Юн Фоссе в «Сюзанне» Ирины Криворуковой), и сложнейшая проза (Хорхе Луис Борхес в «Шифре» Михаила Кулишкина), и даже Ветхий Завет (в «Его женский род» Дарьи Левингер).
В афише фестиваля можно было найти: кукольную мистерию про апокалипсис и вечную смерть («Смерть Тарелкина» Дмитрия Скрябина), визуализацию изменения сознания Родиона Раскольникова под воздействием страха («Родькин чердак» Владислава Тутака), пластический невроз с элементами биографии или биографический невроз с элементами пластики о психоанализе и его первооткрывателе («Диагноз: Фрейд» Марии Гельштейн)… В общем, говорили всё больше о важном и страшном.
Например, режиссёр Марина Хомутова взяла за основу поэтичную пьесу Федерико Гарсиа Лорки, проникнутую предчувствием беды, истекающую южными соками, раскалённую солнцем… И вычистила её до цепочки скупых движений и ёмких деталей: недобрые высверки ножа; вода в бутылках, которая не в силах утолить жажду ни высушенных цветов, ни разлученных любовников; стоптанные ботинки — знак близости к земле и чуткости к зову природы, намёк на некую историю из прошлого, которая определяет путь. Путь, с которого не свернуть, как ни старайся: он — как натянутая нитка, как лезвие ножа. Там, где говорят любовь и отчаяние, страх и страсть, слова не нужны, и в «Кровавой свадьбе» их куда меньше, чем музыки. Часть событий показывают белые куколки, и их легкомысленные кривляния не обманывают зрителя, который чувствует зловещую инерцию истории.
Редукция повествования до принципиальной схемы, экспрессионистский напор, упорная и изобретательная работа с предметом — всё это можно сказать и о «Рассказе о семи повешенных» Олега Пинжова. Сценическое пространство погружено в подземельную темноту, которую прорезает зловещая красная полоса. На этом фоне белые рубахи арестантов сияют особенно ярко. Они оказываются и про про начало, и про конец пути, и про невесомую душу, и про неотменимую телесность, и про жажду жизни, и про неизбежность смерти, и про преступление, и про искупление, и про страдание, и про радость, которая ждёт за его порогом. Терзания и прозрения приговорённых из повести Андреева опущены, путь каждого из них намечен размашистыми деталями: выходит не столько о семи разных людях с именами и биографиями, сколько об одной человеческой душе, проходящей страшное очищение.
Постановка получилась стремительной и по-андреевски нагнетающей: громкий стук, крик, хриплый лай то ли зверя, то ли того, кто уже потерял человеческий облик, давят, пугают, заставляют поёживаться… И яркий, мощный финал становится в прямом смысле слова освобождением: под аккомпанемент почти весенней капели семь белых рубашек повисают над чёрным и красным, которые уже не властны над их белизной. Они пусты, и кажется, что на самом деле их хозяева избежали петли, потому что, как идеи не улавливаются на штыки, так и души заарканить невозможно.
Темы свободы и ограничения изучает и режиссёр Стефания Гараева-Жученко в постановке «Один в океане», основанной на реальной истории отчаянного побега советского океанографа Станислава Курилова из СССР. Отправившись в прогулочный круиз из Владивостока до экватора и обратно, он прыгнул в открытый океан и поплыл… И провёл в открытом океане три дня, пока течением его не вынесло к Филиппинам, где его ждали уже другие приключения.
В «социально-политической» части спектакля персонажи в строгих чёрных костюмах и масках бетонного цвета существуют внутри конструкций из белых прутов, которые становятся то комнатушками хрущёвок, то границами целого огромного государства, никого и никуда не выпускающего, то осязаемыми рамками сознания человека. Этой чёткой, расчерченной белыми линиями части полностью противоположна умиротворяющая и поэтичная «водная» часть. Как герою удалось плыть в океане три дня без еды, воды и отдыха? Создатели спектакля предполагают: его душа отделилась от тела и вела его сквозь толщу вод. Душу учёного представляет кукла в полный человеческий рост, которая очень жизнеподобно «плывёт» сквозь океан, населённый косяками мелких рыб, гигантскими медузами и акулами.
Поворотным моментом для перехода из одного мира в другой становится чудовищный эпизод прошений гражданами о выезде за границу, в которой изувер от коммунистической партии отказывает всем, кроме случайного везунчика. Тот самый эпизод из жизни Курилова с абсурдным отказом, после которого он решается на побег. Эта грозная, залитая красным светом и воем тревожной сирены сцена, как стихийный огонь, сжигает всё, что было до, и создаёт мощный контраст для следующей части. Спектакль «Один в океане» стал завершением фестиваля, и нет оснований сомневаться, что его ждёт такое же большое приключение, как и Станислава Курилова!
Начало собственной истории положила и работа Романа Бокланова «Похороните меня за плинтусом»: спектакль остаётся в репертуаре БТК. Героя автобиографического романа Павла Санаева, мальчика Сашу, воспитывает суровая бабушка Нина. И под раздачу её токсичной любви и тирании заботой попадает не только внук, но и остальные домашние. Моноспектакль с участием Максима Морозова построен как воспоминания Саши о детстве в бабушкином доме. Свой рассказ он иллюстрирует с помощью огромной матрёшки (это бабушка Нина), старого кассетного проигрывателя (дед), маленького игрушечного солдатика (сам Саша) и элегантного флакона духов (мама Саши) — для сегодняшнего театра кукол сгодится всё!
Актёр Максим Морозов говорит то от лица Саши, то от лица бабушки, переключаясь между прямой и непрямой речью, прямо как в естественном разговоре, тем самым сохраняя тон душевной честности и откровенности. И благодаря природной мягкости артиста, доброте и юмору в общей интонации спектакля, прикасаться к надломленной психике ребёнка становится не так страшно и опасно. А бабушка в трактовке Романа Бокланова смотрится куда приличнее, чем в первоисточнике — даже с намёком на наличие сердца. Пока что, в эскизном состоянии, у спектакля есть некоторый разнобой в темпоритме. А кульминационная сцена со сгоранием души бабушки растягивается настолько, что сводит на нет всю интенсивность и бодрость истории. По ощущениям она похожа на финал, поэтому последующая развязка истории кажется пришитым хвостиком. Что, впрочем, не умаляет прочих достоинств постановки
В подобной неспешности отдельных сцен, которые, тем не менее, не портят целого, можно упрекнуть и «Сказку о мёртвой царевне» Елизаветы Гордеевой — внимательную и красивую инсценировку сочинения Пушкина о настоящей любви и эгоизме, способном разрушить жизнь. Сделанная в мягкой и задумчивой эстетике, она настолько по-фольклорному декоративна, что кажется вдохновлённой визитом в Русский музей: во врубелевской туманной поволоке тонут билибинские узорчатые рамки, костюмы кажутся подсмотренными у Васнецова, детали забавно намекают на русский авангард, а рассказчик неуловимо походит на «Мефистофеля» работы Антокольского. На эту постановку, если она задержится в репертуаре, смело можно вести иностранных туристов! Тем более, что обилие статики и невысокий темп она компенсирует изяществом и атмосферностью картинки. И длится всего лишь час, о котором зрители вряд ли пожалеют.
А вот о спектакле Ромы Фурштатского мы не можем сказать того же с полной уверенностью — не зря он называется «Сказки о потерянном времени». Постановка играет с ожиданиями: «администратор Наташа» извиняется за задержку спектакля, «режиссёр» заявляет о его отмене, «администратор» вновь успокаивает зрителей и призывает их не уходить, «режиссёр» занимается скучными бытовыми делами, спрашивая зрителей, почему они не уходят… Получается совсем не детская и не сказка о Синдроме Отложенной Жизни, который заставляет людей вечно ожидать светлого будущего, жить целями других людей… или сидеть в зале вот прямо сейчас! А как почувствовать свою жизнь в процессе и поймать уходящее время? Рома Фурштатский призывает на помощь Кейджа с его молчаливым сочинением «04:33» и самого Евгения Шварца, автора произведения, подарившего постановке своё название.
В общем, оказалось, что молодое поколение БТК не ищет лёгких путей и не боится ни сложного материала, ни тяжёлых тем. И его в этом можно только поддержать! Так что редакция Театр To Go с нетерпением ждёт новых встреч с талантливыми воспитанниками Руслана Кудашова на сценах театров Петербурга.
Смотрели и писали: Алёна Мороз, Анастасия Воронкова, Дарина Львова.
