«Двое на качелях» — это одна из самых популярных пьес мирового репертуара, каноническая романтическая мелодрама. Поэтому, говоря о планах «этого милого старого дома» поставить нетленку Гибсона, иные театралы закатывали глаза. Но режиссёр Евгения Богинская пошла другим путём: она то ли отразила, то ли вывернула наизнанку умильную историю о чувстве в большом городе. И те, кто ждал проникновенного рассказа про одиночество в толпе, настоящую любовь и обретение «своего» человека, который способен тебя согреть, получили… В общем-то, его и получили, но как будто увиденный в тяжёлом сне или в чёрном зеркале: пронизывающе жестокий, про неизбывное одиночество, про настоящую любовь даже не к себе, а к собственной боли, про обретение «своего» человека, который сможет подпитать твою тьму.
Итак, Гиттель — взбалмошная безработная танцовщица, которая всё ещё не понимает, кем будет, когда вырастет. Джерри — прагматичный юрист в стадии развода, который сменил город, вместе с протекцией тестя оставив за спиной стабильность и успешность. Такие одинокие, такие непохожие, они случайно встретятся и поддержат друг друга в тяжёлые моменты, чтобы продолжить каждый свой путь, обретя что-то новое, став лучше.
Или так: Гиттель — сильная и независимая женщина, уставшая тащить всё на себе. Джерри — мужчина в кризисе полноценности, в который его завели отношения с более богатой и влиятельной женой. Такие одинокие и такие раненые, они случайно встретятся и надавят друг другу на больные места, тем самым проработают некоторые свои проблемы и разойдутся более сильными и готовыми к чему-то настоящему.
Или даже так: Гиттель — классическая жертва, которая настолько не доверяет миру, что вынуждает его поступать с ней жестоко. Джерри — нарцисс и манипулятор, которому совершенно необходимо, чтобы в нём нуждались. Такие одинокие и такие одинаковые в своей ущербности, они случайно встретятся и усилят свои неврозы друг за счёт друга, расставшись столь же несчастными, сколько удовлетворёнными: Гиттель — безответно влюблённая брошенка, и Джерри — человек, по которому теперь по-настоящему страдают.
(сценическая конструкция с ядовито высвеченными розовым и зелёным трубами иногда напоминает химическую фабрику и навевает мысли о том, какая доля великих историй любви на поверку оказывается токсичными взаимоотношениями)
На что это похоже?
Мрачный монохром с яркими цветовыми пятнами, контрастная визуализация эмоций, дробление, переворачивание и гипертрофирование мотивов… Да простят мне читатели это словотворчество, но сновидческий мир спектакля располагает: «Двое на качелях» — это такой зазеркальный… не нео-, а нервонуар.
Подробный вещный мир и длинные авторские ремарки, регламентирующие всё от беспорядка на столе до чувств героев, стёрты подчистую. Каркасные конструкции города, в которые вписаны квартиры персонажей, щетинятся углами и время от времени зловеще подсвечиваются. Проблематика пьесы возведена в абсолют: громады небоскрёбов и мостов довлеют над хрупкими фигурками героев; бесконечные звонки и гудки телефонов как символ дискоммуникации вгрызаются в виски; мотив одиночества возвращается в метели и холоде, непреодолимой дистанции, невозможности прикосновения.
Фигуры Гиттель и Джерри размножены, их играют три очень разные пары (Лаура Пицхелаури и Илья Дель, Ася Прохорова и Максим Ханжов, Виктория Волохова и Иван Шевченко). И это, пожалуй, не только про типичность ситуации, но и про сосуществование в одном человеке ребёнка и взрослого, сильного и слабого, мучителя и жертвы. Тут себе бы дозвониться, не то что ближнему!
Внутренняя жизнь персонажей воплощается в движении и звуке. Сложная пластическая партитура и музыкальная линия, за которую отвечают живые виолончель и перкуссия плюс гнетущий саунд-дизайн, сопровождают действие, то кристаллизуя, то размывая его линию. Детальная, дотошная динамика чередуется со статуарной статикой. Сцена первого свидания напоминает шутку об интимной близости дикобразов («Как они это делают? Осторожно!»): Шевченко и Волохова в конвульсивном танце тянутся друг к другу сквозь вакуум одиночества, выкручивающий суставы при попытке выбраться из него. А попытка семейной идиллии с беловолосыми Делем и Пицхелаури походит на постановочную фотосессию. Всё это подчас с точностью до наоборот меняет значения слов: там, где у Гибсона флирт, здесь выходит конфронтация, ирония выглядит пассивной агрессией, а юмор — горькой трагикомедией.
Звук и пластика внимательно вплетены в диалоги, при этом есть ощущение, что здесь каждое слово пропущено через себя, и каждая мелочь не зря. Это красиво, но сложно выдержать в таком режиме три часа. Постановка нависает над залом, как схематичный мегаполис — над героями, давит и способна утомить, особенно если иные ситуации напоминают однажды увиденное или пережитое…
Зачем это смотреть?
Как и любая зеркальная поверхность, спектакль «Двое на качелях» даёт зрителю возможность увидеть в нём себя и сделать выводы. Или не увидеть — и сделать выводы не менее ценные.
