«Серёжа» в кино: трагедия, фарс и правильные вопросы

О «Серёже» Дмитрия Крымова в этом сезоне говорили все. Недавняя премьера в Москве, успешные гастроли в Петербурге, две Золотые маски – за «Лучшую работу режиссера» и «Лучшую женскую роль». 14 апреля зрители проекта TheatreHD увидели спектакль в режиме реального времени – прямая трансляция из МХТ им. Чехова прошла в кинотеатрах более 40 городов.

фото: Екатерина Цветкова

Крымов поставил спектакль по «Анне Карениной», но от романа Толстого в нем осталось немного — только внезапная, жгучая и обезоруживающая любовь. В вольном прочтении находится место всему: фарсу и трагедии, заигрыванию с залом и обращению к театральному прошлому. В канву спектакля причудливо вплетаются художественные и сценические тексты. Толстой соседствует с Гроссманом, и в самый драматичный момент Каренина превращается в Людмилу из «Жизни и судьбы», на арену выходит Рубинштейн, и она с листка зачитывает «Вопросы», написанные специально для этой постановки. Кажется, Анна с первых минут знает, чем закончится история, и послушно проживает отведенную ей драму. Она — просто кукла, и кто-то упрямо дёргает за ниточки, направляя и подсказывая, что делать. Кто именно? Иногда — сам Крымов, иногда — Толстой, о котором упоминают герои, а иногда — Немирович-Данченко, поставивший «Анну Каренину» в 1937-ом. Без подмигиваний последнему не обошлось: до начала зрители слышат фрагменты его спектакля, голоса Тарасовой и Хмелёва, а в середине — главная героиня вспоминает, что происходило на этой сцене 80 лет назад.

фото: Екатерина Цветкова

На пересечении текстов, спектаклей, театральной условности и жизни рождается новая Анна Каренина. Анна Каренина Крымова. Маленькая, безвольная, очень несчастная. Она всегда на грани между нормальностью и сумасшествием, моралью и безнравственностью. Блестящая работа Марии Смольниковой: от первого акта ко второму актриса меняется до неузнаваемости. В начале – смешная, несуразная и глуповатая женщина, которая боится мужа и не осознает силу зародившихся чувств, а затем – трогательная, глубокая, готовая бороться за обломки счастья с миром и самой собой. Несмотря на то, что спектакль называется «Серёжа» – так зовут сына Анны – главной в этой истории по-прежнему остается она.

фото: Екатерина Цветкова

Все смешивается на сцене МХТ: комедия и трагедия здесь равнозначные, почти синонимичные понятия. Анна медленно сходит с ума, когда во втором акте оказывается на середине сцены и признается, что любит Вронского. Она плачет и шепчет, что боится потерять его, но эти тихие, пугающие интонации тут же сменяются фарсом, танцами и нервным повторением текста. Анна осознает себя как героиню книги и образ спектакля, но не пытается вырваться из этого замкнутого круга. Ей подсказывают текст из суфлерской будки – она исправляется и повторяет его, ей дают программку спектакля 37-го – и она с увлечением читает имена актеров. Каренина иронизирует над своей толстовской и мхатовской природой, не пытаясь рассмотреть в этой природе саму себя.

фото: Екатерина Цветкова

Умудрённые жизнью герои Толстого предстают такими типично чеховскими обывателями: странными, бездейственными и смешными. До начала спектакля актеры полируют дощатый пол, от этого наклонная поверхность становится скользкой, и герои ходят, с трудом удерживаясь на ногах. Они падают, катаются, смеются. И это не только работает как комический прием, но и вписывает в постановку мотив шаткости, неустойчивости жизни.

Вронский (Виктор Хориняк) путается в подоле маминой юбки, Каренин (Анатолий Белый) не замечает, что ему в буквальном смысле наставляют рога. Он, кажется, вообще не замечает, что происходит вокруг. И когда механизм жизни дает сбой – все машины рано или поздно ломаются – Каренин не может с этим смириться. Не желая принять перемен и отпустить жену, он прожигает себя утюгом, захлебывается виноградным соком и кричит: «Я игнорирую это!».

фото: Екатерина Цветкова

По-настоящему же здесь игнорируют только одного мальчика. Серёжа волей-неволей оказывается посреди драмы взрослых, но присутствует в ней невидимо: ничего не говорит, не слушает и, кажется, ничего не понимает. Сын для Карениных – трофей, который хочется получить из гордости. Но до трофеев никому нет дела: обычно их ставят на пыльные полки и изредка показывают гостям. В случае наших героев: возят по полу, собирая столовые приборы, или не замечают, отделываясь дежурной фразой – «Здоров ли Серёжа?» – за которой не скрывается ни беспокойства, ни любви. 

фото: Екатерина Цветкова

Именно поэтому красноречиво режиссерское решение сделать Серёжу куклой (художник-кукольник: Виктор Платонов). Мальчика выносят гувернантки-кукловоды, им управляют, и у него нет ни голоса, ни права выбора – так думают родители. И когда к финалу обессиленная от скандала Анна подходит к кроватке и видит мальчика – живого, настоящего, большого – удивляется, чуть не плача: «Как ты вырос!».

Конечно, Анна. Мальчик вырос, семья разрушилась, жизнь изменилась. «Почему всё так, а не иначе?», – спрашивает она пустоту, и спектакль заканчивается на немом трагизме, в котором больше нет ни фарса, ни смеха. И почему-то нет жалости ни к кому из героев. 

Крымов как бы играет в бадминтон, всё сильнее и сильнее кидая воланчик в зрителей. Расслабляет, смешит публику, чтобы потом, в финале, огреть чувством вины, всеобщего несчастья и конца. Получается многоуровневый, интертекстуальный спектакль, полный игры, постмодерного хаоса и вопросов, на которые каждый зритель должен ответить себе сам. 

Автор: Елизавета Кузнецова

URL List