«В этом круглолицем упрямце обитает мужская воля», – говорили про Ивана Добронравова после выхода фильма Андрея Звягинцева «Возвращение» в 2003 году, где актёр сыграл одного из центральных героев – мальчугана тёзку. Сегодня Иван Добронравов востребованный актёр кино, за плечами которого десятки разноплановых ролей у режиссёров Андрея Богатырёва, Светланы Проскуриной, Олега Погодина, Василия Чигинского и др. В театре ему тоже удалось занять свою нишу, получить признание у зрителя. Его герои никогда не кажутся однобокими, одновременно сочетая в себе простоту и внутренний надлом, который выражает пронзительный, полный волнения, взгляд.
Выбор актёрской профессии был предрешён или были колебания?
Колебания были, но они, наверное, из разряда общечеловеческих. Каждый из нас, когда достигает определённого возраста, начинает задавать себе вопрос: «А может я попробую что-то другое?» Да, я думал пойти в сферу дизайна или архитектуры, но в последствии понял, что обманываю себя. Ведь вся моя жизнь проходит в театре, в разговорах с театральными людьми… Когда ты с детства видишь всё это, у тебя два выхода: либо возненавидеть, либо пойти по этому пути. Меня радует, что это мой личный выбор, не навязанный родителями. Знаю точно, если бы я выбрал кардинально другую среду, они мне и слова против не сказали бы.
Фёдор Викторович сразу поддержал Ваш выбор профессии?
Когда я решил пойти в актёрское ремесло, папа со мной был крайне серьёзен. Перед тем, как сказать «хорошо», он дал мне недвусмысленно понять, что шутки в таком случае закончатся и никаких поблажек не будет. Ты идёшь в актёрскую сферу, значит, принимаешь все её правила игры. Папа спросил: «Ты готов?», и я ответил: «Готов!»
Во время учёбы в Щукинском училище Вы прислушивались к советам отца?
Я всегда прислушиваюсь к его советам и сейчас тоже.
Вы строгие критики друг для друга?
Меня радует, что мы в семье – я, отец и Витя – честны друг с другом. Стараемся честно оценивать наш труд. Естественно, бережём друг друга от каких-то резких критических заявлений, но если кому-то что-то не нравится, обязательно озвучим. Это то, что взрастили родители в нас с братом.
Удаётся посещать спектакли друг друга?
К сожалению, крайне редко. У меня до сих пор есть спектакли, которые я не видел у Вити и, к своему стыду, те, что я не смотрел у папы. И Витя не был на всех наших спектаклях… Но это не означает, что мы не следим за творчеством друг друга. Просто график не всегда позволяет…
Иван Добронравов играет в Театре Антона Чехова с 2014 года. В спектаклях Леонида Трушкина актёр исполняет две главные роли: Дрю в семейной трагикомедии Норма Фостера «Забор» и Егора Глумова в современной версии пьесы А.Островского «На всякого мудреца довольно простоты», переименованной в фарс «На посадку».
В спектакле «Забор» вырисовывается нетривиальный треугольник: сын, отец и его любовница, которую в городе за глаза называют «женщина, чей муж застрелился». Партнёрами Ивана Добронравова становятся опытные, признанные критиками и зрителями Фёдор Добронравов и Инга Оболдина. Их ансамбль построен на интонационных нюансах, что помогает вплотную приблизить персонажей к «правде жизни». Ведь их диалоги многим покажутся до боли знакомыми… Тема взаимоотношений отцов и детей приобретает в спектакле новое переосмысление, хотя, казалось бы, сколько об этом написано и сказано со сцены. Тем не менее, Леониду Трушкину удаётся, не лишая комедию лёгкости, придать ей серьёзный тон, который звучит не поучительно, а по-доброму заботливо.
Высокие облупившиеся стены, минимум мебели, два окна – в таких декорациях Гарри (Фёдор Добронравов) и его сын Дрю (Иван Добронравов) будут пытаться найти общий язык, услышать друг друга, наконец-то вынести урок из семейных ошибок, тянущихся тяжёлой цепью из поколения в поколение. Расположившись в кресле с бутылочкой пива, герой Фёдора Добронравова предаётся воспоминаниям. Флэшбэки указывают нам на причины его бед и недопонимания с сыном, а ненавязчивые мелодии, как отбивки при смене сцен, помогают переключаться с одного настроения на другое, чередуя смех и слёзы. Дрю – интересный персонаж. Он врывается в жизнь отца, подобно ангелу-хранителю, на которого возложена функция по спасению души Гарри. И сам того не понимая, Дрю спасает не только душу родителя, но и свою собственную. Иван Добронравов раскрывает героя постепенно, будто аккуратно, слой за слоем, наносит краску на холст картины. Получается полноценный, живой портрет, в котором находят место и правдоподобность, и чувственный лиризм. Одновременно с этим, актёру удаётся поддерживать степень трагической интонации, которую задают Фёдор Добронравов и Инга Оболдина.
В спектакле Театра Антона Чехова «Забор» Вы играете с Фёдором Викторовичем роли отца и сына. Сложно было браться за эту работу?
Нет, наоборот, было приятно работать в этом спектакле. В нашем деле очень многое зависит от доверия друг к другу. Зачастую в кино бывают такие моменты, когда ты приходишь на съёмочную площадку и впервые видишь человека, с которым тебе через пару часов входить в кадр. Вы только что познакомились, а вам уже надо играть близких друзей… В такие моменты сложно преодолеть барьер, когда нутро тебе подсказывает, что надо было бы сделать вот такой жест, а ты боишься, что это будет воспринято, как нечто непозволительное. Ты просто не выучил ещё человека, не знаешь его «границ». Этот барьер порой обкрадывает финальный результат. Когда мы снимались в ленте «От печали до радости», у меня вообще не было никаких «границ», потому что я понимал, что могу себе позволить. Мы играем с Витей братьев, и мне вдруг захотелось его пятернёй в лицо толкнуть. Я не буду заботиться, чистые ли у меня руки, я знаю, как мой брат это воспримет. После дубля, он мне не скажет: «Не делай так больше, это перебор. Кто мы друг другу?» Мне приятно, удобно и радостно работать с папой и Витей. Мы позитивны друг к другу, а это одно уже даёт очень много!
Ваш герой Дрю производит впечатление интроверта. У Вас есть с ним что-то общее?
Я бы не сказал, что он интроверт. Он – оголённый нерв… Имел одно представление о жизни, а потом наступает период, когда тебе приходится переоценить всю свою жизнь. То, что ты считал правильным, перестаёт быть правильным и то, что ты считал незыблемым – вдруг быстро разрушается. В такие моменты человек становится очень импульсивным, он пытается найти выход. Нутро жаждет спасения, а оно не находится, поэтому надо остудить голову и подумать, как жить дальше. Нужен спокойный анализ, но обычно (сужу по себе) ты начинаешь судорожно искать ответ, он не находится, ты раздражаешься и поэтому возмещаешь всё на окружающих, в основном на самых близких. Дрю на пути к новой модели поведения в жизни!
На Ваш взгляд, что помогло Дрю найти взаимопонимание с отцом?
Любовь! В любой ссоре рождается вопрос: «А правильно ли я всё делаю?» Если есть любовь, то ты всегда сможешь отступить от своей позиции. Не знаю, кто сказал фразу (она касается отношений мужчины и женщины, но мне кажется, её можно применить и к просто любящим друг друга людям): «Какая разница – прав ты или нет, если твоя женщина плачет». Эта фраза о любви! Даже если ты триста раз прав, но твоя правота делает больно близкому человеку, не легче ли отступить? Это то, чего нам так всем не хватает…
Любовь как жертвоприношение?
Отчасти да… Но «жертвоприношение» – слово с каким-то кровавым подтекстом. Скорее, любовь – это способность отступить от собственного Я, отказаться от победы своего Эго…
Во время работы над спектаклем, Леонид Трушкин позволяет актёрам проявлять свою индивидуальность?
У него всё построено на этом. Леонид Григорьевич – это человек, который выстраивает путь, разбирая причинно-следственные связи персонажей, которые мне как актёру не видны. Я смотрю на пьесу однобоко, со стороны своего героя, и поэтому всё рассуждение основывается на этом. А Леонид Григорьевич смотрит на всю картину в общем и выстраивает логические цепочки, в которых я волен (в рамках заданного рисунка) делать то, что мне хочется. Например, интонации, которые я сейчас почувствовал. У нас же каждый спектакль разный! Если провести эксперимент со зрителем, который будет смотреть один и тот же спектакль много раз, то он это подтвердит. От логики разбора возникает свобода, ты освобождаешься от рамок. Можно провести аналогию с танцем, где есть чёткие движения, но внутри наступает такой момент, когда какое-то движение делаешь чуть короче или длиннее. И танец начинает жить! Получается не схема с танцующими роботами, а танец с живыми людьми. Леонид Григорьевич, не ломая нашу индивидуальность, строит грамотный рисунок, в котором очень легко. Да, порой мы спорим. Но вот, что мне нравится в Леониде Григорьевиче: если я буду говорить: «не понимаю, это не то, я не чувствую» и начну предлагать своё, он никогда не скажет «нет» только потому, что это не его идея, а моя. Такое было не раз, и это говорит о трезвости и высоком профессионализме человека. Таким умением может похвастаться далеко не каждый. Самопожертвование, а не жертвоприношение! Вот так будет точнее. Сложно отказаться от своих идей в пользу чужих, потому что всё-таки любой человек, занимающийся искусством, – эгоцентрик.
В чём же секрет пронзительности комедий Леонида Трушкина?
Сложно сказать… «Пронзительная» – от слова «пронзать». Это самое прекрасное в искусстве – соединение каких-то, заведомо разных, текстур. Когда ты смотришь комедию, а в конце плачешь – это то искусство, что мне близко. Наша жизнь такая: смеёмся, потом плачем и снова смеёмся. Когда работают над трагедией, её обязательно надо делать с юмором, когда дело имеют с комедией – должен быть момент, когда заговорят об очень серьёзных вещах. Леонид Григорьевич любит комедии с грустными глазами.
Пролог в спектакле «На посадку» знакомит нас с пассажирами аэропорта, которые ожидают свой рейс. Егор Глумов засыпает и оказывается втянутым в перипетии, придуманные Александром Островским ещё в 1868 году. Этот Глумов вовсе не похож на пройдоху авантюриста, он расчётливый делец. Ощутив вибрации самодурства в прогнившем окружении, он говорит то, что хотят от него услышать, поступает так, чтобы было комфортно всем… В финале оскорбленное общество себялюбцев наблюдает, как Глумов, переступая через чемоданы, будто перешагивает каждого из них, приближается к своей цели, что сводится к одному слову – карьера! Рано или поздно, они снова его пригласят, посадят в кресло, угостят чаем и будут слушать в свой адрес то, что им хочется слышать.
В финале дымка сновидения развеивается, перед нами снова пассажиры аэропорта, которые, возможно, навсегда покидают Родину… Под гипнотически повторяющиеся аккорды Мориса Равеля, на багажной карусели по очереди появляются фигуры в вычурных позах. Это не общество людей, это бездушные манекены, приспособившиеся к социальным законам, ещё более жестоким, чем те, что царят в самых диких джунглях.
«Вместо реальности – подсознание главного героя Егора Глумова» – сказал Леонид Григорьевич о спектакле «На посадку». Вашему герою удалось выйти победителем в своих подсознательных играх с обществом?
Пусть зритель сам для себя ответит на этот вопрос. У меня нет точного ответа. Мне видится спектакль, как разговор с самим собой, который никогда не окончится. Победитель или проигравший – это Глумов поймёт, когда сделает последний выдох. Битва не закончена, а может, и не начиналась ещё…
«На посадку» – фарс о том, как вырасти в Наполеоны. На Ваш взгляд, в современном обществе такие как Глумов добиваются своей цели, им удаётся построить успешную карьеру?
Да, это то, что мы наблюдаем сегодня. Глумов – это непростая фигура. Одному человеку хорошо в деревне, он там работает, выращивает огородик и даже телевизора у него нет. А кто-то пытается стать Наполеоном. Каждый выбирает своё. Надо вести разговор с позиции, как я лично отношусь к такому человеку, как Глумов? Мне видится, что его поступки неверные, как бы порой они и не казались правильными.
Какое место занимает карьера в Вашей иерархии ценностей?
Есть святые вещи – родители, жена, дети, братская любовь. Это необсуждаемо, но есть и другая сторона. Для того, чтобы приносить счастье своей семье, неплохо бы и самому быть счастливым человеком. Я очень люблю свою работу, все её грани – от актёрского мастерства до грима и костюма. Люблю, когда из ничего рождается спектакль или кино. Строительство из пустоты, которое приносит радость людям и нам. Играя спектакль «Забор», я не раз слышал, какой эффект он производит на зрителей! После просмотра у них налаживаются взаимоотношения в семье. Это очень радует.
Сцена меняет человека?
Да, конечно, но в зависимости от того, с чем ты выходишь на эту сцену, с какими эмоциями, посылом, что хочешь транслировать. Сцена – это передатчик энергетики. Не могу представить, что испытывал Фредди Меркьюри после своих концертов! Он посылает один луч, а ему в ответ – сто тысяч! Что это? Как уместить всё это внутри? Поэтому очень важно со всей ответственностью подходить к вопросу: «Зачем ты выходишь на сцену?» Хочешь ты этого или нет, но она тебя поменяет.
Какое качество характера может помочь молодому актёру достичь успеха в профессии?
Терпение. Тут, конечно, всё индивидуально и зависит от того, что для человека означает успех…
А для Вас в чём он заключается?
Хорошие роли, которые в первую очередь будут нравиться мне. А потом уже мнения тех людей, которым я доверяю. Если они говорят, что я делаю всё правильно, мне от этого становится хорошо. Конечно, важна зрительская оценка. Но бывает, делаешь что-то хорошее, а зрителю это не надо, потому что он требует шоу. Но я не злюсь на зрителя, просто надо быть аккуратным в отношении к похвале и критике.
Во время пандемии зритель как-то поменялся?
На спектаклях, которые мы начали играть после пандемии, ощущается, что зритель очень соскучился. Реакции у него стали более живыми. Конечно, зал на зал не приходится, люди разные, особенно, когда ездишь по городам. Везде разная жизнь, которая во многом зависит от географии. Когда у зрителя есть реакции – это всегда радует!
О чём сегодня мечтает актёр Иван Добронравов?
Я мечтаю о внутреннем спокойствии, хочу научиться принимать жизнь такой, какая она есть.
