Тянется промозглая серая жизнь, работает конвейер, штампующий безликие дни, подрагивает перо, царапающее своей чернильной летописью белую бумагу заснеженной мостовой. За всей этой рутинной машинерией почти не виден человек, и чем меньше он виден, тем безумнее он в своих желаниях и мечтах. Такая история могла приключиться только в Петербурге – городе, где сложно выжить без шинели, творчества, любви и опиума. Но приключилась она в Красноярске – городе, где умеют делать совершенно особенный визуальный театр хоть про Петербург, хоть про Одессу, хоть про Нарнию.
На «Большие гастроли» КрасТЮЗа в Театр Вахтангова привезли «Гоголь. Экспонаты» в постановке художника Даниила Ахмедова, который на этот раз выступил и как режиссёр. Красноярский спектакль про Петербург добрался до Москвы, вот такой сложный сюжет.
Что показывают?
Невероятно красивая постановка провоцирует лучшие – самые чистые – эмоции, которые только способно вызывать искусство. Созерцательный восторг сообщается зрителю по всем каналам одновременно. Разом наваливаются и придавливают своим совершенством сценографические «излишества», эффектный саунд и завораживающая актёрская органика. Эта шикарная вечеринка а-ля рюс обречена на успех.
Роскошные костюмы роскошны по-настоящему (Ахмедов-художник не боится громких слов и журналистских штампов), великолепная пластика и синхронность достойны лучших балетных трупп, а танцы иногда больше похожи на сложное цирковое действо (хореограф Мария Сиукаева). Чёткость технического рисунка и спецэффектов говорит о фантастическом уровне продуманности: все эти травелаторы, подвижные декорации, видеопроекции и ритмично существующие в них персонажи смотрятся как единое целое. Оригинальная музыка композитора Евгении Терёхиной (неизменного соавтора Феодори и Михалевского) как всегда превращает театр в современную сказку.
А как же текст?
В основе постановки – повести «Шинель» и «Невский проспект». Главные герои Пискарёв, Пирогов и Башмачкин, убедительные в своей гротесковой одержимости, сменяют друг друга на сцене и непременно встречаются, чтобы утроить зрительскую эмпатию. Настоящим эпицентром сочувствия становится Юрий Киценко в роли Акакия Акакиевича – превращается в монумент человеку, раздавленному имперской монументальностью.
Гоголевский текст в спектакле принесён в жертву другим выразительным средствам (реплик исчезающе мало), но высококонцентрированная визуальная эстетика не топит смыслы. Наоборот, они проступают ясно и фигурно – как силуэты на световом заднике и в лучах софитов, как рельефные масляные мазки на живописных холстах или причудливые отражения в колдовской амальгаме. Иногда смысл ускользает, теряется за вихрями петербуржской метели, глохнет в громком многоголосии светского шума, прячется под широкими полами шинели – чтобы вскоре проступить в новых очертаниях.
А как же Гоголь?
Спектакль поставлен так, как если бы Гоголь, прекратив ворочаться в гробу, заявился в кабинет Самого Главного Театрального Режиссёра и сказал: «Ну всё, хватит, уж довольно вы меня мучили! Теперь смотрите, как всё должно быть». Нет, постановка Даниила Ахмедова не учит ставить Гоголя и не исправляет чужие мучительные ошибки, но заселяет в каждого зрителя мистический гоголевский дух – отчаявшийся, мятежный, душераздирающий, но вместе с тем озорной, лихой и тотально русский. И зритель существует с этим незваным постояльцем все 2 часа спектакля, изучает его, рассматривает как экспонат в стеклянной витрине, медленно обходя со всех сторон. Гоголь в узнаваемом портретном облике и сам присутствует на сцене в интерпретации Виктора Буянова.
А как же без Гоголя!
Никак. Гоголю не место в запасниках и рано в архив, он с нами с детства и на всю жизнь. От Гоголя нам не отвязаться, не откреститься, не стряхнуть его с плеча как старую изношенную шинель. Мы так и будем путаться в рукавах, пытаясь её снять, так и будем по-портновски реанимировать, откачивать, воскрешать – перелицовывать, штопать, перекраивать. Да и слава богу! Потому что без Гоголя мы, русские, – словно Башмачкин без шинели – совершенно голые, жалкие, бестелесные в этой нескончаемо длинной фантасмагории «всемогущего Невского проспекта». Но это все знают, тут и обсуждать нечего. End of discussion.
