«Деревня и я» — результат РАМТовской лаборатории по поиску новых форм коммуникации театра с подростками. Режиссёр Дмитрий Крестьянкин и драматург Элина Петрова в её рамках побывали в нескольких деревнях и поговорили там со школьниками от 12 до 17 лет. Эти интервью легли в основу не просто документального спектакля, но целого социального проекта: на средства, собранные дополнительно к продаже билетов, ребят-героев привозят в столицу и устраивают им чаепитие с московскими сверстниками.
На что это похоже?
На проекционных экранах за спинами актёров — очевидные и очевидно унылые картинки российской глубинки (разбитые дороги, изба в бурьяне, пузатая колокольня) и краткие сведения о пунктах пребывания (название, удалённость от Москвы и количество населения: от 500 до 10 тысяч). Сегодня мы побываем в семи посёлках, а Сергей Печёнкин и Нелли Уварова станут нашими провожатыми в путешествии по причудливом миру российской деревни, где уже в 140 километрах от Москвы — другая планета, и нет не только дорог, но и кафе, и даже «Пятёрочек», привычных горожанину примерно как собственный нос.
«Деревня и я» — это вербатим, то есть монологи реальных людей в исполнении актёров. Разница в возрасте вкупе с предельной условностью действия (всей сценографии — стол и два стула, а костюмов — пара чёрных толстовок) дают удивительный эффект: ты не только фокусируешься на тексте вместо того, чтобы разглядывать реального ребёнка, ты действительно видишь его в неуловимых деталях — жестах, взглядах, особенностях артикуляции. Настолько, что в какой-то момент ловишь себя на том, что широко улыбаешься Жене из Взвада или хочешь обнять Кирилла из Малой Вишеры.
Потому что их проблемы и заботы понятны тебе, ведь русская деревня не больно-то и отличается от города. И концентрация супермаркетов и барбер-шопов здесь не принципиальна, тем более, что у большинства нынешних москвичей за плечами лежит условная провинция если не без «Пятёрочек», то без дорог. Так оказывается, что это путешествие — не столько по сельской местности, сколько по миру подростков, далёкому, но неожиданно близкому.
Они растут и меняются, стремятся в будущее и побаиваются его. «Трудно жить в городе?» — спрашивает Саша из Сабуро-Покровского, и эхом отдаётся собственное «трудно быть взрослым?», когда-то с замиранием сердца подуманное. Они воображают, кем хотели бы стать, и строят планы, иногда при этом повторяя слова старших родственников. Так Вадим из Ильинского надеется пожить подольше, чтобы последить за развитием технологий, грустит, что австралийцы раньше него изобрели лекарство от рака, хочет быть футболистом и артистом, но поступать собирается в военное, потому что «будет хорошая зарплата, что, наверное, самое главное сейчас, будет пенсия потом, квартира будет». Они хотят изменить мир (например, избавить его от мусорных гор). Они развлекаются как могут («Зачем мы это делаем? А что еще в деревне делать?» — это после азартного описания способов поджечь что-нибудь, чтобы бабахнуло). Они фантазируют («А что там, за горизонтом? До горизонта дойти нельзя, нельзя посмотреть»). Они говорят что думают («Я у вас был, в городе. Вы не обижайтесь, но мне что-то не понравилось»). В общем, они такие же, каким был когда-то каждый взрослый, даже если забыл об этом.
Они не стесняются говорить о семье и школе, драках и любви. И настолько велика их открытость (аплодисменты команде, которая нашла подход и установила контакт), и настолько широк диапазон тем — от семейных неурядиц до национализма — что у очередной вешки понимаешь: это и не про детей вовсе, это про всех людей.
Потому что неважно, 15 тебе или 45 — ты любишь свой дом и стесняешься чего-то в нём, веришь во что-то и противишься давлению, переживаешь, что твоё время ушло, на что-то надеешься, боишься неизвестного, сетуешь на госполитику, страдаешь от несправедливости и сам бываешь несправедлив.
Отвернувшись к стене, актеры время от времени хором озвучивают реплики взрослых. Одна из них — отповедь то ли директора, то ли завуча: «Вы поступили непедагогично, дав этим детям камеру. Это не те дети, которым можно давать камеру». И мысль о том, что бывают какие-то неправильные, «не те» — нет, не дети! — люди, больно отдаётся внутри. Даже если изъять её из контекста, где мальчик Кирилл, про которого говорят «оторви и выбрось, отец сидел, и он сядет», тащит на себе дом, потому что его мама — инвалид, а на учёт попал за драку, в которой был не виноват — и в целом самый обычный шалопай, которого не понимают, потому что не хотят.
Зачем это смотреть?
Общение — это лучшая профилактика нетерпимости. Толерантность развивается, когда ты общаешься с представителями других возрастных и социальных групп, с людьми иной национальности / конфессии / ориентации и так далее, и понимаешь, что у них нет хвостов и рогов, зато есть чувство юмора, мечты, проблемы и резоны поступать так или иначе. Поэтому смотреть этот спектакль стоит уже для того, чтобы внести свой пусть крошечный, но вклад в установление новых контактов и помочь на мгновение стянуть удалённые не столько географически, сколько психологически точки нашей страны.
Но ничуть не менее важно то, о чём напоминает это маленькое, но такое большое и насыщенное путешествие. Все мы похожи: в каждой точке на карте России, даже если там один-единственный фонарь, есть военный мемориал, церковь и школа. В каждой школе были и есть хулиган и кокетка, футболист и отличница, девочка-активистка и мальчик, который хорошо рисует. При этом все мы разные: выросли в разных семьях, развлекаемся по-разному, любим разную музыку, по-разному представляем себе счастье. Поэтому понять другого — неважно, откуда он и сколько ему лет — бывает сложно. Хотя на самом деле просто. Стоит только захотеть.
