В конце ноября, в самое серое и мрачное петербургское время Большой театр кукол осв(е/я)тил городские афиши премьерой спектакля «Обратная сторона Древа». Главный режиссёр театра Руслан Кудашов вновь поставил пластический спектакль в тандеме с хореографом Ириной Ляховской и художницей Марией Завьяловой и, можно сказать, продолжил линию спектаклей по библейским мотивам «Екклесиаст», «Книга Иова» и «Песнь песней».
Драматургия «Древа» строится вокруг сюжетов Ветхого Завета: Адам, Ева, Змей-искуситель, Ной, Иов, Авраам и Каин, Соломон и Суламита, Авель, Исаак — истории всех этих героев переплетены и спутаны, в спектакле они подчиняются не хронологическому порядку, но логике земной жизни. А её главная черта — отсутствие какой-либо логики и вечный хаос, который человек весь свой век пытается приручить и привести к гармонии.
В основе спектакля лежит поэма, автором которой является сам Руслан Равилевич. Он же и зачитывает её своим печальным баритоном, стоя у подножия сцены. И не только зачитывает, но и вступает в прямой контакт с артистами на сцене, влияя на ход сценической истории маленькими, едва заметными действиями: то шепнёт на ухо одному из актёров мотив песни, под которую вот-вот все остальные должны затанцевать, то убережёт другого от греха. Так режиссёр штрихами обозначает своё присутствие на всех уровнях спектакля, отчего постановка ощущается и понимается как его очень личное высказывание. К тому же Кудашов признаётся, что в особенно сложные и тревожные моменты своей жизни, когда душу душит пустота, от отчаяния его не раз спасала вера. Так случилось и в этот раз: спектакль рождался из ощущения духовного тупика. Руку помощи в сложный момент жизни режиссёру протянули именно истории Ветхого Завета и его герои.
Пластическая поэма поделена на главы, иногда они названы именем одного из ветхозаветных героев: «Авель», «Ной», «Моисей». Иногда главы носят отвлечённые названия, вроде «Небо», «Звёзды» или – чуть конкретнее – Dies irae. Но начинается всё с «Человека». Потому что ему посвящен и о нём размышляет спектакль. В первых моментах танца под классическую музыку артисты будто пытаются поймать руками свет, поймать то, с чего — по тексту поэмы — начинается весь мир и его история.
Но буквально через несколько тактов мирные и слаженные движения обрастают разрушительным напряжением, и разобщённые герои ходят по кругу, борются друг с другом, борются в одиночку против всех, рассыпаются, а после — вновь собираются вместе. Этот бесконечный круг единения, борьбы, распада и воссоединения в спектакле ещё не один раз повторится. Пластический ряд полон поисков, поступков, попыток обрести некое знание жизни. Они, шесть девушек и семь парней, общаются без слов, но танцем. У каждого из артистов свой характер пластики, все они – яркие и объёмные мазки масляной краски на одной картине. Движения артистов не сглажены академической танцевальной выучкой, все они сообщают спектаклю какую-то ломаность, иногда — сломленность и даже измученность, но не частную и личную, а всеобъемлющую и предвечную.
В изъеденных временем фраках поверх футболок, в разодранных колготах и изношенных штанах актёры похожи на музыкантов вечного вселенского оркестра. Они по очереди перехватывают солирующие партии в танце и исполняют мелодии-образы разных библейских персонажей, не давая им строгих и конкретных характеристик, не предлагая зрителю буквальную иллюстрацию сюжетов, а только расставляя акценты. Например, без труда в танце, похожем на перебитый и заново построенный спуск теней из балета «Баядерка», в его движении по зигзагообразной траектории угадывается Змей-искуситель. А то, как герои закапывают друг друга в чёрную земляную крошку, отсылает к словам, с которыми бог выгнал Адама из рая: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься».
Главным символом спектакля, безусловно, является пятипалое безлиственное Древо, которое в спектакле размещается в глубине сцены. Оно похоже на гигантскую руку — ту самую руку помощи, которую Библия протягивает каждому, кто в ней нуждается. Это и Древо познания, запретный плод с которого сорвала Ева: в спектакле ярко-красные плоды не растут на нём самом, а как бы парят вокруг него, спускаясь в нужный момент на невидимых подвесах с колосников. На это же дерево забирается Ной в одной из сцен, будто в ковчег, который ведь из дерева и был построен. Древо — это и символ мира в целом: корни, невидимая, спрятанная под землёй часть сравнивается с общечеловеческой культурой и историей, а видимая часть равна нашему миру, ведь деревья — это то, что часто окружает нас в обыденной жизни. Отсюда и понимание названия спектакля «Обратная сторона Древа» как истории о той невидимой части мира, за которую держится наша повседневность, как держится растение своими корнями за землю.
Пластический язык, на котором разговаривает спектакль, будет понятен даже неподготовленному зрителю. То множество метафор, что скрывает в себе каждый танец в постановке, классическая музыка или предметы на сцене, способно раскрываться самыми разными способами. Здесь каждый увидит что-то своё. В этом, по существу, и кроется главная прелесть постановки: исповедь одного человека открывает сердце другого, и без лишнего морализаторства и нравоучительности показывает ему тропу, по которой можно отправиться на поиски ответов на самые важные и сокровенные вопросы о жизни, отношениях между людьми и мире вокруг.
Автор: Анастасия Воронкова
