В начале марта Театр на Таганке обжил своё новое сценическое пространство в Факельном переулке, представив зрителям весьма занятное прочтение самой известной пьесы Александра Вампилова «Утиная охота».
Пластический спектакль поставила режиссëр-хореограф Анна Закусова. Представить себе психологическую драму в хореографической версии непросто, а увидеть – любопытно. Режиссёр очевидно отталкивается от стилевой неопределённости произведения, чей жанр столь же неустойчив, как характер главного героя Зилова и проблематика его душевных метаний. Нередко «Утиную охоту» именуют фарсом, трагикомедией и даже фантасмагорией.
Анна Закусова выводит на внешний план именно эту трагифарсовую сущность пьесы, написанной драматургом-шестидесятником в критичные годы «застоя», когда вырождающийся социализм уже сам развенчал мечту о светлом коммунистическом завтра. Интеллигенция, обманутая кратким очарованием «оттепели», не видящая будущего, не находящая смысла существования, начинает терять почву под ногами.
Тема «лишнего человека» неудобного, неусреднëнного, недружелюбного к миру и не знающего «к какому столбу прислониться» давно стала одной из меток русской литературы. Недаром героя Вампилова нередко сравнивают с хрестоматийными прообразами – Онегиным, Печориным, многочисленными «лишними» персонажами от Достоевского до Чехова. В российской культуре и сейчас хватает места подобным личностям, выделяющимся «лица необщим выраженьем». В советское время к классическому набору их неизменно притягательных, незаурядных качеств ума и характера добавилась привычка погружать душевную сумятицу в гранëный водочный стакан.
Советский кинематограф следовал за самым «вампиловским» по настроению Зиловым Олега Даля (фильм «Отпуск в сентябре» 1979, реж. Виталий Мельников), продолжая исследовать «Зиловых» в каждой последующей эпохе. В 80-е это был Сергей Макаров Олега Янковского в фильме Романа Балаяна «Полёты во сне и наяву». В неуживчивое время 90-х появился ещё один Макаров – поэт, в исполнении Сергея Маковецкого из одноимённого фильма Владимира Хотиненко. Этому «Зилову» время диктовало помимо душевных страстей ещё и криминальные. Новому столетию – новые «Зиловы». Повесть Алексея Иванова «Географ глобус пропил» и её экранизация режиссёром Александром Велединским – «это всё о нём», о лишнем, непонятном, не влезающим ни в какие рамки «Зилове». Интересно, что героя писателя Иванова тоже зовут Виктор. Роль «географа поневоле» Виктора Служкина сыграл Константин Хабенский. И, наверное, это неудивительно, что в актёрском нутре каждого из этих культовых артистов – Даля, Янковского, Маковецкого, Хабенского – есть нечто общее, цепляющее и царапающее, «зиловское».
Режиссёр пластической «Утиной охоты» справедливо полагает, что внутри любого человека скрываются несколько личностей. На сцене присутствуют сразу три Зилова (Сергей Кирпичëнок, Филипп Котов, Александр Зарядин), воплощающих в диалогах, монологах, танце три основных пласта вампиловской пьесы: воспоминания, лирику, видения и смятение героя. Прошлое доверено кудрявому «мальчишке» Зилову, вспоминающему охоту с отцом. В результате постулат, что все «родом из детства» обретает реальные очертания, ведь именно в утиной охоте герой видит единственный смысл жизни, прибежище спокойствия и детской беззаботности, где можно встретиться с настоящим самим собой. Лирический контекст, самый важный в этой истории, выражает немного повзрослевший Зилов – вальяжный и на первый взгляд уверенный в себе. Третий, ещё более старший Виктор Зилов, усиками и причёской напоминающий диктатора Гитлера – это тот, кто намеренно и безнадёжно разрушает себя и конвульсивным танцем среди детских резиновых утят меняет авторский финал. «Плакал он или смеялся – по его лицу мы так и не поймём» – так у Вампилова. В спектакле Анны Закусовой на общем фарсово-весëлом плане герой не плачет и не смеётся. Он агонизирует душой и телом.
Суть абсурда состоит в соединении несоединимого – непошлого, настоящего смешного с истинной трагедией. Это, когда как раз и хочется то ли плакать, то ли смеяться. Анна Закусова предлагает взглянуть на внутреннюю трагедию личности с точки зрения абсурдности мира. Она размашисто, лихо, комедийно заполняет пространство спектакля блёстками, мыльными пузырями, музыкальными номерами от диксиленда через мировые шлягеры до рэпа. Получается невероятный замес эпох, стилей, характеров.
Да здравствует Зилов всех времён! Трое нелепых Зиловых с золотыми колечками в ушах по-прежнему предают отца, теряют в необъяснимом самому себе чаду жену, неродившегося ребенка, любовницу, друга. Но «никого не жалко, никого, ни тебя, ни меня, ни его». Вероятно потому, что и все вокруг не менее нелепы, но менее честны.
Моторчиком спектакля становится эффект ковëрных клоунов, когда не очень смешные шутки, ситуации и сравнения вызывают катарсический хохот. Смешно, потому что несуразно. Потому что так не должно быть, но бывает с каждым из нас. И все предыдущие драматичные, трагичные «Зиловы» из прошлого словно покрываются благородной патиной. «Улыбайтесь, господа!» – вслед за бароном Мюнхгаузеном предлагает автор спектакля, несмотря на ощутимую боль финального танца героя. Жизнь – это и есть бесконечный абсурд, в котором через убийственный серьёз ситуации всегда пробивается лучик парящих в воздухе блёсток.
