Главной премьерой этого сезона в РАМТе стала постановка его художественного руководителя Алексея Бородина «Игра интересов». В новом спектакле режиссёр соединяет две пьесы: комедию испанского нобелевского лауреата Хасинто Бенавенте «Игра интересов», отсылающую к традициям театра дель-арте, и окопную драму «Конец пути» офицера первой мировой войны Роберта Шерриффа. Алексей Бородин поступает новаторски: он не только открывает для российской сцены произведения без богатой постановочной истории, но и сближает противоположные по духу материалы. И всё же, несмотря на смелое решение, этот синтез порой становится вызовом для зрительского внимания, не всегда удерживая его до конца.
Ещё перед началом спектакля зритель видит спойлер к его финалу – полотно Томаса Коула «Крушение» из серии «Путь империи». Оно занимает большое пространство в стене роскошных апартаментов, где вскоре развернётся действие. Передняя часть сцены представляет из себя богато убранный интерьер в золотых и чёрных оттенках: здесь расположены журнальные столики, стулья с контрастным принтом и софы, а освещают всё красивые люстры. В эту картину достатка и благополучия и ворвутся Леандр (Андрей Лаптев) с Криспином (Иван Юров), выдающие себя за хозяина и слугу. Благодаря изобретательности Криспина жители городка, где оказались друзья, без труда верят в знатность его «господина». Но, в отличие от гоголевского «Ревизора», местного лже-богача даже после раскрытия карт ждёт не позор, а триумф. Хитроумный план его друга осуществится, Леандр по любви женится на дочери состоятельного Полишинеля (Александр Гришин), и все, кому друзья задолжали, окажутся в плюсе за счёт новоиспечённого тестя.
Однако за фасадом бурной парадной жизни, в которой каждый хочет устроиться поудобнее, скрывается другой пласт реальности. После первой сцены с появлением друзей в городе, «Крушение» отодвигается, открывая окно, где будет развиваться второй сюжет. Теперь перед зрителями предстаёт иная картина – офицерского блиндажа британской армии во время первой мировой войны. Художник Максим Обрезков рисует сценографией гнетущую атмосферу. Холодный свет и вуали дыма окутывают камни, внешне кажущиеся сырыми, – обломки скал, на которых располагаются герои. В их руках не изящные бокалы с шампанским, а грубые жестяные кружки с чаем, который отдаёт луком, вместо джаза и музыки в эстетике немого кино здесь играет мрачный и топкий эмбиент (музыкальное оформление – Натали Плэже), а вместо белоснежных рубашек, коктейльных платьев и роскошных костюмов-троек – военная форма, порой в пятнах грязи и крови (художник по костюмам – Мария Данилова).
Главный герой этой истории – молодой командир Стенхоуп (Максим Керин/Даниил Шперлинг) – показан человеком внешне суровым, но внутри прячущим свою растерянность. Помимо ответственности за пехотную роту и скорби по павшим, среди которых оказываются очень дорогие герою люди, ему приходится нести ещё одно бремя. В мир войны внезапно врывается эхо мирной, домашней жизни, воплощённое в юном лейтенанте Рали (Максим Заболотний/Иван Канонеров). Этот юноша – школьный друг Стенхоупа и брат его возлюбленной – смотрит на кумира детства с нескрываемым восхищением. Он пока не подозревает, как меняет людей война.
Линии двух повествований развиваются параллельно. Свет гаснет то в нарядной зале, то в блиндаже, акцентируя внимание на сюжетах попеременно (художник по свету – Руслан Майоров). Герои «потухшей» истории в эти моменты замирают, оставаясь в позах, позволяющих наблюдать за тем, что происходит на другой стороне жизни. Это разделение на две реальности подсвечивает как их разительное несходство, так и незримую, но неразрывную связь. Однако, используя чёткую структуру и повторяемость действий, спектакль рискует утомить зрителя своей однотипностью. Двухчасовая постановка без антрактов бесконечное количество раз показывает нам то праздничную лицевую, то изнаночную сторону жизни. Это создаёт интересный эффект, но удерживает внимание далеко не всех зрителей до конца. Идея противопоставления двух миров подавала надежды на эксперимент и неожиданные смыслы. Однако всё оказалось предсказуемым – выверенным по форме, а по содержанию ровно таким, как описал режиссёр в программке: противопоставление миров рождает сознание горькой правды.
Этому и служит контраст двух повествований. Показан он в том числе за счёт актёрской пластики и мизансцен. Движения героев «Игры интересов» размашистые и стремительные: они проносятся по сцене ураганом, в энтузиазме прыгают, кружатся в любовных вихрях. В противоположность этому, персонажи «Конца пути», заключённые в ограниченном пространстве окна-рамки, кажутся скованными. Сцены в блиндаже – преимущественно статичные диалоги, лишённые динамики и резких композиционных смен. Это поддерживает эффект не только физической стеснённости в окопах, но и эмоциональной парализованности в тяжелых обстоятельствах.
Поскольку Хасинто Бенавенте в «Игре интересов» вдохновляется комедией дель арте, на сцене появляются и классические маски: Панталон, Арлекин, Капитан, Коломбина. Их манера существования кажется чуть более нарочитой и экспрессивной, но стилистически персонажи не выбиваются из общего ансамбля. Некоторые костюмы (обошедшиеся, впрочем, без масок) подчеркивают их экстравагантность – особенно запоминается Доктор из Болоньи (Денис Баландин/Алексей Мясников) с мерцающими гирляндами на золотых лацканах и внушительным моноклем. Как отдельные детали образов, так и актёрская игра выделяет в этих героях определённые черты. Так намечается схема общества, в котором каждый человек превращается в функцию – переменную одной большой игры интересов. Если применить это видение к «Концу пути», где ставки неизмеримо выше – на кону стоят человеческие жизни – возникает желание как можно быстрее закончить эту жестокую игру.
И скоро это удаётся: «Всему своё время. Пора заканчивать этот фарс, в нём, как и в других человеческих фарсах, людьми управляют как куклами, дёргая за веревочки. Но не всё в нашей жизни есть фарс. Есть в ней что-то, что остаётся, когда кончается весь этот фарс» – произносит один из героев перед «началом конца». К этому моменту две сюжетные линии начинают сливаться, меняясь местами на сцене. Брачные разборки Леандра разворачиваются среди тёмных камней блиндажа в окне-рамке, а солдаты роты пьют уже не в окопах, а в роскошных интерьерах на передней части сцены. Когда все стены разъезжаются, картина окончательно становится единой. В этом общем пространстве и обнажается та суть человеческого бытия, которая остаётся, когда мишура фарса исчезает.
Есть ли жизнь после фарса – вопрос, который начинает беспокоить зрителей, ведь одна из самых трагичных и пронзительных сцен – прощание Стенхоупа с Рали. Стоя спина к спине, вцепившись друг в друга локтями, старые друзья медленно кружатся в центре авансцены. Контраст здесь особенно резок: Стенхоуп весь в чёрном, скорбя и предвосхищая ещё одну скорбь, Рали – в белом. Юноша медленно высвобождает руки и исчезает за кулисами. Эта метафорическая смерть, уход со сцены жизни, предваряет окончание действия.
Череда эффектов, нагнетающих напряжение к финалу, создаёт ощущение катастрофы. С потолка на сцену обрушиваются волны белого дыма под аккомпанемент выстрелов, а последним аккордом спектакля становится оглушительный грохот падающих камней. Эти обломки мысленно возвращают нас к картине «Крушение». Независимо от того, по чьим правилам ведётся «игра интересов», разрушение в такой системе неизбежно.
В спектакле Бородина грань, разделяющая смех и слёзы, блеск и грязь, глянцевую обложку жизни и далеко не всегда радостное её наполнение, истончается до предела. Постановка обнажает перед зрителем ту нить, которая связывает разные грани человеческого существования – от хитрых проделок и денежных манипуляций до последнего вздоха в окопах. Постановка подчёркивает: даже в разгар «игры» на авансцене нельзя игнорировать драму, происходящую в этот же момент не так далеко.
Автор – Дарья Соколова
