После революции в крупные города хлынула молодёжь – крепкие и энергичные пролетарии, открестившиеся от крестьянского прошлого во имя новой веры. Перед новой советской страной встала – помимо прочих – задача культурного развития. Чтобы после заводской смены юношам и девушкам было куда пойти, архитекторы спроектировали для них рабочие клубы, многие из которых до сих пор функционируют как дома культуры и охраняются как памятники конструктивизма.
В атмосфере такого клуба разворачивается всё действие «Рассказа о счастливой Москве» Миндаугаса Карбаускиса. Художник Мария Митрофанова вынесла на авансцену стойку гардероба, за ней – широкие торцы вешалок, забитые верхней одеждой проходы. Кажется, что в такой тесноте актёрам не то что играть, развернуться будет негде. Тем не менее, герои ловко снуют между вешалок, снимают пальто, стучат номерками, легко перемахивают через стойку и крутятся на ней – ни минуты покоя, ни минуты простоя, новая машина СССР работает исправно и отлаженно. Наверное, Москва 20-30-х и выглядела как «счастливая теснота людей» – гардероб большой страны, оживлённый людный город, быстрое движение в узких коридорах, громкие звуки. В честь этой Москвы назвали в детдоме главную героиню – Москву Честнову.
В оформлении спектакля нет избитых цитат – ни советской атрибутики, ни портретов вождей, по которым мы привыкли считывать «ту» историю, ни бравурных маршей. Свободное от лобовых ассоциаций настроение движется из глубины сцены тонко и изящно – мелодиями с танцплощадок, паром от кипятка в стакане, эмоциями актёров. Визуальный код не выкрикивает лозунги, не давит контрастом чёрного–красного–серого, а проявляет суть характеров того времени. Красный цвет в одежде героев (художник по костюмам – Светлана Калинина) – не армейская агитка, а пламенный мотор, рвущийся к счастью.
У постановки как будто тоже есть внутренний мотор: это спектакль-поезд, движущийся по рельсам динамично и стройно, чётко по расписанию. Вагоны-сцены крепко и логично сцеплены между собой, а стук номерков ритмично отсчитывает вёрсты новой жизни, отмеривает граммы будущего счастья. На коротких остановках входят и выходят пассажиры-артисты, и их технически совершенная сыгранность рождает большую человеческую правду.
Настоящие герои того времени – простые москвичи: метростроевцы, врачи, комсомольцы и новобранцы, воодушевлённые переменами и от всей души мечтающие оставить потомкам «громадное наследство в виде социализма». Впрочем, душу им только предстоит найти. Хирург Самбикин (Евгений Миллер) пытается диагностировать её скальпелем внутри человеческого организма. Самбикин Миллера натянут, как нерв: небрежный, резкий, дрожащий нетерпеливой мыслью на пороге мирового открытия. Он, точно алхимик, пытается переплавить человеческую физику в непонятное духовное нечто, но рационалистически отмахивается от собственных чувств – возможно, самого духовного, что можно нащупать в человеке.
Соперник и антагонист Самбикина – механик Сарториус. Из своего героя Иван Шибанов делает технаря-отличника. Ответственный, немного угрюмый, сомневающийся человек, не найдя счастья в союзе с женщиной, ищет его в труде и изобретениях. Он поверяет счастье законами механики и приходит к выводу, что душа – источник всех страданий. Но и страдания принимает как должное. Робкий умница Божко (Алексей Усольцев) – организм, в котором не нужно искать причины счастья или несчастья. Его обострённая душевность сродни врождённому зову совести: бескорыстно помогать товарищам, отвечать на письма «отдалённых друзей», радушно приглашать гостей в свой дом и в свою страну – естественная, природная потребность.
Яркий огненный образ Москвы Ивановны Честновой (Ирина Пегова, и невозможно представить в этой роли ни одну другую современную актрису) – символический центр и пульсирующее сердце постановки. Она не просто девушка-город: её тепла и энергии хватит на то, чтобы электрифицировать всю страну. Пегова с первых минут заполняет пространство комсомольским задором, обаянием молодости и негасимым светом глаз, с любопытством и восторгом заглядывающих в московские окна. Детские представления о будущем дорастают в Москве до серьёзных размышлений о всеобщем счастье, и потому, отринув своё тело как «мёртвый вес», она решает «изжить тайну своего существования в толпе людей». Жадно, страстно, полнокровно в режиме нон-стоп Пегова играет радость жизни – саму жизнь, в глубоком смысле и светлом исходе которой, несмотря ни на что, у неё нет никаких сомнений.
Если сомнения всё же есть, то при желании можно разглядеть мрачные тени на изнанке прошлого. Двусмысленность романа Андрея Платонова нашла отражение в инсценировке Карбаускиса. Люди, зажигающие новое солнце и проявляющие «мужество беспрерывного счастья» – это «повешенные» серые пальто; широкие торцы гардеробных вешалок напоминают кресты на надгробиях; красные гвоздики смотрятся цветами не революции, а траура. По-человечески печальна судьба Честновой, а персонажи Яны Сексте (Матрёна Филипповна) и Александра Марина (Комягин) никак не вписываются в атмосферу всесоветского ликования. Впрочем, чёрное в цветовом коде постановки не перевешивает красное.
Один грамм при правильно рассчитанном рычаге может перевесить целую тонну, гласит полюбившееся Сарториусу золотое правило мер и весов. Как бы ни менялся (анти)советский дискурс с момента написания или публикации книги, как бы ни качались чаши весов в сознании режиссёров и зрителей, память поколений идёт к потомкам своими особенными путями. Прошлое остаётся в будущем памятниками конструктивизма, двусмысленными романами, мелодиями с танцплощадок и фасонами платьев; стуком номерков в доме культуры и эталонными театральными постановками. «Рассказ о счастливой Москве» – одна из них.
