Яркие цвета, странные формы: выгибающийся синий, обрубленный красный, ломаный оранжевый. Среди картин в галерее «Наивно? Очень» — проекта, который продвигает искусство особых людей — показывают спектакль «Интернат» по одноименному тексту Елены Костюченко. Вообще-то пространство, где размещаются актеры и зрители, может быть любым: подойдет и театральное фойе, и небольшой зал без специально выделенной сцены. Но картины вокруг делают еще более выпуклыми и совершенно точно видимыми тех, кому посвящен спектакль: людей с психическими и неврологическими нарушениями, которые, в отличие от художников галереи, живут в закрытых интернатах — ПНИ.
Зрителей собирается немного. Они сидят полукругом и очень близко, как бы замыкая собой сцену: на дистанции большого зала было бы сложно добиться нужной атмосферы, подойти к кому-нибудь со словами «Я вас люблю. Как вас зовут?», а здесь в самый раз. Однако четвертая стена все-таки остается: они играют, мы смотрим; они там, мы здесь. ПНИ остается закрытым учреждением, даже когда его суть проступает наружу.
Если вы читали репортаж в «Новой газете», то наверняка его помните (это журналистское расследование непросто забыть). Елена Костюченко и Юрий Козырев провели в психоневрологическом интернате две недели, а в конце апреля 2021 вышел текст, полный живых историй и устрашающих цифр, стихов и цветов, ежедневной боли, ужаса и гнева от взаимодействия с системой — и вспышек радости и любви, которые возможны даже в условиях, далеких от человечности. ПНИ, где были журналисты, вполне конкретный, но вместе с тем обобщенный. Такой может оказаться где угодно в России, на соседней с нами улице, но сплошной забор и молчание превращают его, как и прочие заведения такого типа, в слепое пятно для всех, кто «на воле».
Спектакль решен в форме читки: актеры то сидят на стульях, то перемещаются по пространству с текстом в руках. За минималистичностью видно уважение: здесь никто не играет «людей с особенностями» и не стремится передать обстановку ПНИ через внешний образ. «Разделить чувства, быть рядом хотя бы так» — вот что заявляют и к чему стремится команда. Иногда в истории героев прорывается личное от актеров: например, «меня зовут Нелли, у меня двое детей, я их очень люблю», а затем эпизод об абортах и стерилизации женщин в ПНИ без их согласия. Страшно? Очень.
Мощная актерская команда — Нелли Уварова, Евгений Редько, Ольга Лапшина, Мария Лапшина и Александр Суворов — помогает сильному тексту прозвучать со сцены, тем самым направляя театральный прожектор на то, что скрыто от глаз. Свидетельский текст Костюченко превращается даже не в пьесу — в партитуру, где каждая история звучит по-особому. На бумаге текст объемен и мультисенсорен: в нем, помимо нарратива, есть звуки — песни БГ и Земфиры, колыбельная про зеленую карету, возгласы курящих на балконе и окрики персонала; есть движения — танцы на дискотеке, напряжение человека, застывшего посреди изолятора, судороги на кровати, топтание в очереди; есть даже видеоряд — вечный (привилегия, а не раздражитель!) фоновый телевизор то с мультиками, то с новостями. Все это режиссер Екатерина Половцева включает в спектакль, и команда обходится с материалом бережно, не допуская изображения и подражания.
Не все части текста вошли в постановку, но те, что остались, становятся якорями. Мы запоминаем бейсболку юного Артема, который некоторое время не рвал казенные простыни и не грыз подоконник, потому что его кто-то полюбил. Запоминаем четырехгранную ручку от дверей и окон — символ власти и привилегий во всех отделениях. Запоминаем дешевый кнопочный телефон, который идет по рукам. Запоминаем скучившихся в углу людей и осыпающийся пепел от дефицитных сигарет. Запоминаем линейные движения простого танца, при котором люди рядом, но не смотрят в глаза. Запоминаем, внезапно смеясь, монотонное перечисление журналов, которые нужно заполнять работнику ПНИ. Любое действие на сцене подкрепляет текст, фиксирует его в восприятии так, чтобы с нами остался не поход в театр, а история реального человека и места, где он находится. При этом спектакль не угнетает: он балансирует между смешным, трогательным и страшным, демонстрируя в первую очередь жизнь, а не жуть.
Журналистское расследование о ПНИ честно обнажает болезненную реальность и при этом удерживается в границах объективности. Спектакль делает то же самое: он прожит, искренен и при этом отточено документален. Показывая такой материал на сцене, важно не сфальшивить самим и при этом пригласить зрителя к совместному проживанию того, с чем невероятно сложно встретиться. Мастерство актеров и их настроенность на материал, камерность пространства и дружелюбная атмосфера — вроде бы все работает на то, чтобы истории людей из ПНИ действительно были услышаны. Однако в точке силы находится и точка слабости. Как много людей придет на камерный спектакль с такой сложной темой? Какова вероятность, что они до этого не читали репортаж Костюченко — по правде говоря, самодостаточный в виде текста? Как часто нужно играть спектакль, чтобы он вышел за пределы информационного пузыря? Может быть, «“пустить в Интернат” как можно больше людей» — пока сверхзадача с учетом выбранного формата, но «объединиться вокруг проблемы и не остаться равнодушными» — это то, что у создателей спектакля совершенно точно получилось.
