Шекспировскую хронику про уродца, оставившего гору трупов на пути к королевскому трону, театры охотно включают в репертуар. Труппе и постановщикам есть где развернуться: в пьесе много разноплановых персонажей, которых интересно играть актёрам, а художнику будет над чем подумать, заполняя сцену монументальными декорациями. Режиссёр Автандил Варсимашвили отказался от монументальности и втиснул «Ричарда III» в ограниченное пространство Новой сцены Театра Вахтангова – приглушил театральный пафос, сократил расстояние между артистами и публикой и запустил средневековый холодок прямо за шиворот современному зрителю.
Как известно, история повторяется и реального короля Англии Ричарда III считают ролевой моделью для записных злодеев и кровавых тиранов. К счастью, создателям спектакля удалось уйти от политики, лобовых сравнений и конкретных имён узурпаторов. Помимо большой сцены и политики, режиссёр отказался и от психологизма – поиска внутреннего содержания персонажей, которого, по его словам, не должно быть в театре Шекспира. В итоге осталась «только театральная правда», что бы это ни значило.
Театральная правда этой сценической версии открывается мрачно. По задумке команды художников (Мирон Швелидзе, Тео Кухианидзе, Руслан Майоров) Новая сцена превращена в преисподнюю: неприветливый сумрак и тень, лучи света прорываются откуда-то сбоку, как через дырявую кладбищенскую ограду. Персонажи выглядят зловеще и несколько по-булгаковски, костюмы и грим превратили их из людей в резидентов ада. Бледные лица с острыми скулами, впалыми щеками и шрамами, чёрные обводки и тени под глазами, «потусторонние» причёски – художник-гримёр Ольга Калявина придумала стильные образы в эстетике гламурного хоррора.
Вдоль авансцены выстроен подиум, по которому дефилируют персонажи. Красная дорожка до поры покоится в рулоне, а когда количество трупов достигает критических значений – разматывается и накрывает дощатую поверхность багровым от впитавшейся крови полотном. Этот подиум – смысловой центр постановки, отсюда его многофункциональность.
В подиум встроены ящики-клетки с откидывающимися крышками. Они как окна возможностей, но возможность на самом деле всего одна – умереть и быть сброшенным в ящик, больше похожий на ловушку-западню. Иногда помост превращается в стол переговоров, за которым собираются, чтобы наладить мир. Переговоры в преисподней, увы, тщетны: в атмосфере тотального недоверия герои ощупывают друг друга на наличие оружия – вместо приветствия.
Подиум довольно узкий, и идти по нему может только один человек. По другому и быть не должно: путь к власти не похож на шестиполосное шоссе, где тебя могут обгонять со всех сторон. И если ты выбрал этот путь, то будь готов пройти его в одиночку, сколько бы услужливых рук ни помогало тебе подняться наверх.
Полновластный король подиума – Ричард Глостер – продюсер, кастинг-директор, режиссёр и топ-модель этого кровавого шоу-показа. Максим Севриновский в заглавной роли отказывается от театра переживания в пользу театра представления и строит образ не на мотивах и эмоциях, а на событиях, диалогах, действии. Ричард Севриновского находится в непрерывном движении, будто иллюстрируя собой поговорку «остановка – это шаг назад». Даже после падения (а падает он постоянно) он не даёт себе вполне естественную паузу отдышаться или потереть ушибленную коленку – он катится по полу, ползёт, поднимается и снова падает. Веретеном крутится он всю свою жизнь, как будто земля горит под его кривыми ногами.
Физическое уродство лишило Ричарда любви с момента рождения – и этой любви, а не трона, он добивается с упорством маньяка (но так и не обретает). Компенсировать то, чего недодала природа, можно лишь работой над собой, которая Ричарду не под силу, он это прекрасно осознаёт. Поэтому он ведёт работу над другими, собирая вокруг себя полезных и избавляясь от вредных.
Традиционно Ричарда Глостера принято награждать «геройскими» эпитетами: он-де и коварный, и безжалостный, и безумный, и гениальный, и целеустремлённый… Если честно, Ричард режиссёра Варсимашвили и артиста Севриновского – просто жалкий кривой недоносок, чьё единственное достоинство – королевская кровь, да и та осквернённая дьяволом. Нет, это не зло под маской благонравия и не повседневное альтер эго серийного убийцы. Этот Ричард и есть дьявол, встретив которого – ужаснёшься, но потом не вспомнишь, как он выглядел. Сыграть незаметного дьявола, зло без цели – трудновыполнимая задача, но Севриновский справляется с ней, как настоящий мастер.
Он играет того короля, который – пока его играет свита – может просто ползать, падать и вставать, или смотреться в зеркало супергероя, сидя на троне. Большего ему не нужно, ибо своя суперсила есть у остальных моделей на подиуме. Одержимость и безумие – в изгнаннице Маргарите (Ирина Дымченко), принципиальность и стойкость – в лорде Хестингсе (Сергей Пинегин), беспощадность и хладнокровие убийцы – в сэре Тирреле (Павел Юдин), благородное коварство и дальновидный ум – в Бекингеме (Владимир Логвинов), царственное величие и мудрость – в Эдуарде IV (Игорь Карташёв), страсть – в леди Анне (Полина Чернышова). Без чужих талантов и целей Ричард как был ничтожным горбуном, так им и остаётся до конца: после смерти его, подобно всем его жертвам, буквально вываливают в клеть-могилу, как мешок мусора.
Следить за «театральной правдой» Автандила Варсимашвили любопытно, но действие без психологизма производит странный эффект. Образы, выстроенные по событийному, причинно-следственному принципу, быстро растворяются, ненадолго оставляя после себя лишь артефакты – высунутый язык, гребень, алая помада, стук меча. Очарование Чеширского кота растворяется вместе с его улыбкой.
Долго не тают в памяти те образы, что построены правдиво и прочувствованно – с внутренней мотивацией, анализом переживаний. Юрий Поляк настолько убедителен, что, кажется, одними глазами мог бы сыграть доверчивого и предательски обманутого герцога Кларенса; Яна Соболевская оцепенением и едва заметными поворотами головы передаёт обречённость королевы Елизаветы и парализующее отчаяние матери, навсегда простившейся с детьми; Игорь Карташёв (король Эдуард) держится прямо и не теряет достоинства даже с костылями в руках и за минуту до смерти; мощный дуэт – Павел Юдин и Павел Тэхэда Кардэнас – сыгран на контрасте: в этой паре киллеров от одного веет холодной могильной сыростью, а от другого – теплом домашнего молока. Артисты, примерившие на себя психологию зла, и есть настоящие герои этого мрачного дефиле. Как бы страшно это ни звучало, чтобы «театральная правда» случилась, зло под шекспировской маской нужно понять, принять и оправдать.
