Пластичный красавец. Обворожительный и страстный. Настоящий Атлант, в облике которого мистическим образом соединились черты античности и современности. Ошибочно можно предположить, что Дмитрий Бозин заложник героического амплуа. Герой любовник, страстный Дон Жуан и не более… Но это не так.
В Театре Романа Виктюка актёр служит с 1995 года, переступив его порог ещё студентом третьего курса. Здесь его храм, чистилище, дом, келья, убежище и кафедра, с которой он много лет влюбляет в себя толпы поклонниц. Ещё бы! Выразительные глаза, томный взгляд, соблазнительная улыбка, мускулистое тело, мягкость в каждом жесте, интеллигентность и монументальность подачи себя. К этому стоит добавить уникальный список разноплановых ролей. Первая работа в театре была одной из главных. В 1993 году Дмитрий сыграл молодого студента Антона в скандальном спектакле «Рогатка» по пьесе Николая Коляды. Но прославили его другие роли.
Дмитрий тонко чувствует женскую натуру. В его Саломее, Флоренс Дженкинс и Соланж отсутствует манерность и тем более вульгарность, они живые, каждая с собственным характером, устремлениями, судьбой. Кажется, что для актёра особенно важно показать их неразделимую связь с природой, окружающим миром. Да, этот мир часто несправедлив и жесток к ним. Именно поэтому, чтобы выжить им приходится бороться. Но это не мешает оставаться женственными, утончёнными, а влюбляясь, «набухать и распускаться», как молодые почки на ветках деревьев весной. Эротизм становится продолжением красоты, а возможно, и её оправданием. Только настоящий мужчина способен так точно изобразить женщину!
Сегодня особый интерес вызывают несколько работ Дмитрия Бозина: Флоренс Фостер Дженкинс в «Несравненной», Арлекин в «Короле-Арлекине» и Воланд в «Мастере и Маргарите». О них немного поговорим.
Статуя красивой женщины. Она парит в воздухе. Длинным шлейфом ниспадает красная ткань, будто струйка из кровоточащей раны. Статуя оживает, робкий шаг, снова шаг, спускается… Замедленное падение звезды на землю. Так начинается спектакль «Несравненная».
Дмитрий Бозин произносит текст искусственно-высоким голосом, протяжно, сладко-певуче. Но затыкать уши не придётся. Актёр точно балансирует звуковыми вибрациями, не вызывая дискомфорт. Наоборот, заслушиваешься его странной речью, пытаешься уловить игру смыслов и перевёртышей. Постепенно привыкаешь.
Безголосая певица похожа на избалованное дитя, которого изо дня в день лелеют непутёвые родители. В спектакле их роль играет небольшая группа поклонников, истерично влюблённых в певицу. Как ей удалось их околдовать? Ведь Дженкинс однозначно лишена певческого таланта и даже музыкального слуха. Но вместо этого она наделена страстной верой в себя. Американка Флоренс Фостер Дженкинс – центр мироздания. И точка!
В свою героиню актёр вкладывает огромное количество обаяния и нежности. Именно той нежности, за которую дамочкам с обложек глянцевых журналов прощается абсолютно всё! Стоит лишь надуть нижнюю губку или смахнуть прядь волос на шейке – и любой мужчина у их ног. Но Бозин на этом не останавливается. К финалу он подводит зрителя вплотную к трагедии Дженкинс – одиночеству. Она продолжает улыбаться, но это скорее защитная маска, а не внутреннее состояние.
Голову певицы венчает огромная шляпа из алых роз, щедро распустивших свои бутоны. Дженкинс носит этот убор как драгоценную корону. Каждый шаг, поворот головы, интонация в голосе не случайны, а вырастают из внутренней природы героини. Она лишена спонтанности. Хрупкая статуэтка, чудом сохранившаяся из незапамятных времён. Её нужно беречь, потому что, разбившись, она лишит мир иллюзий, а ведь именно они помогают нам каждый раз переживать собственное несовершенство.
Арлекин-Бозин буквально «дышит» ритмом, он предельно сконцентрирован на артикуляции пластического текста, при этом его погружённость в движение гипнотизирует. Азартный и эротичный Арлекин полностью раскрепощён, демонстрирует гармонию движения, безусильность и непринуждённость в исполнении сложных трюков. Актёру удаётся взращивать образ постепенно, деликатно, достигнув в финале максимального градуса трагедии. Ещё одно интересное открытие можно обнаружить в игре Дмитрия Бозина – сочетания элегантности, высокомерного взгляда и последовательных нервно-тактильных движений. Нарастающая нервозность превращает всё вокруг в скачущий, вертящийся хаос, где в центре обособляется фигура Арлекина.
В спектакле «Король-Арлекин» звучит фрагмент репетиции оперы Джузеппе Верди «Травиата». Музыка задаёт тон игре: смешной и одновременно грустный. Всё это аккумулирует образ Арлекина. В припадке ревности он убивает принца, а затем, скрывая преступление, решает выдать себя за наследника престола. Изначально он руководствовался любовью к Коломбине, но потом… Что вытеснило это чувство? Бозин играет Арлекина, терзаемого духами добра и зла. Кто одержит победу и кому достанется душа несчастного поэта – остаётся загадкой.
Разлетающиеся воланы длинной чёрной материи усиливают визуальное восприятие Воланда. Он будто парит над сценой, мягко, бесшумно появляясь то в одном её конце, то в другом. Экспрессивное красноречие рук вплетено в универсальный пластический язык героя. Перед нами – идеальное воплощение зла! Притягательное, красивое, оно не пытается демонстрировать свою силу или быть грозным. Эстетика ракурсов и поз, характерная эстетизация, шарм – вот его главное оружие. Перед ним не устоять!
Грим делит лицо на белую и чёрную часть, утверждая идею двойственности любого добра и зла. Актёр интонирует походку и жестикуляцию Воланда от самоуглублённой лиричности до экстатического forte эмоций. Динамика прыжков, премьерная подача каждого движения придают характеру экстравагантности, иногда даже с лихвой. Но всё гармонизируется, когда Воланд вступает в диалог с Иваном Бездомным (Игорь Неведров) или с самой Маргаритой (Виктория Савельева). Настоящий Змий-искуситель солирует в этих беседах, гипнотизируя не только жертву, но зрительный зал. Его речь разливается мелодией шуршащих осенних листьев, в ней много шипящего, струящегося, сексуального. Бозин произносит булгаковский текст так, будто он сам на наших глазах его сочиняет. Он растворяется в роли, но не исчезает, его личность актёра становится ещё более видимой.
Воланд-Бозин – не злой демон и не палач. Он – неутолённое беспокойство, настойчивый поиск единственно верного ответа на вопрос о роли добра и зла. Особенно отчётливо эта мысль звучит в сценах с Иваном Бездомным. Рядом с этим наивным простофилей, фигура «профессора чёрной магии» выглядит величаво! Но в этом величии мы слышим умиленную интонацию. Брошенный взгляд Воланда выражает не пренебрежение или тем более не агрессию, в нём читается снисхождение, а может быть и жалость. Жизнь человека для него – партия в бридж.
Главная черта, которая присутствует в Дженкинс, Арлекине и Воланде – поэтичность. Каждого мы видим в какой-то момент застывшим в мечтательной позе, с отрешённым благоговением на лице. Они все прекрасны в своём стремлении отделиться от массы, вырваться за рамки сюжета, поведать нам что-то тайное, скрытое, неведомое. И как только они подходят к признанию – тут же умолкают… Оставаясь для нас по-прежнему загадочными космическими созданиями.
Дмитрий Бозин – певец красоты, поэт, мистик, романтик, актёр, которому подвластно сыграть неуловимые состояния человеческой души. Его личные актёрские свойства, проникая в спектакли, определяют их стилистическое своеобразие и манеру. Но никогда герои Бозина не укладываются в строгую схему. В них нет гладкости под ранжир, нет декларативной простоты. Их патетичность разрушает привычные конструкции персонажей, о которых, как нам ошибочно казалось, мы знаем всё…
Работы Дмитрия Бозины не утрачивают ощущения новизны, они по-прежнему волнуют и вдохновляют. И так будет всегда, пока на сцену Дома Света выходит высокий, статный, красивый, думающий актёр, продолжающий лучшие традиции Театра Романа Виктюка.
