Режиссёр Тимофей Кулябин называет свою новую постановку в Театре Наций анекдотом. Пьеса немецкого драматурга Генриха фон Клейста «Разбитый кувшин» написана в самом начале ХIХ века со всеми временными отпечатками. Здесь заботятся о семейных реликвиях, чтят девичье целомудрие, ждут родительского благословения, верят в чертей. Но архаичное содержание авторы спектакля разрушают переносом действия в современность, а быть может, даже в призрачное будущее.
На сцене в мельчайших подробностях воспроизводится пространство офиса-суда, где из-за перебоев напряжения время от времени гаснет свет. Сельский судья Адам (Виталий Коваленко) спит на своём рабочем столе, в загаженном белье и кровоподтёках. Сегодня он будет разбирать дело о разбитом кувшине, которое станет для него роковым. С первой сцены, по его реакциям становится ясно, что именно он минувшей ночью прокрался в покои молодой девицы Евы (Серафима Красникова), и наглым образом причастен к истории порчи реликвии. Детектив строится на очевидной интриге: кто сумеет разоблачить лицемерного судью?
Художник Олег Головко не скупится на детали: в этом «судилище» все папки подписаны, висит плакат «антитеррор», много ламп и окон, модная карта и флаги. Служанка в хиджабе (Елизавета Юрьева) трещит на арабском языке по телефону, а смекалистый охранник (Илья Оршанский) снимает на видео, как судья падает со стола и переодевает загаженные трусы. Ближе к развязке госпожа Бригитта (Анна Галинова) принесёт в кастрюле, как она сама выразится, – «какахи чёрта». Все эти детали придают комический эффект, но скорее выглядят продуманными вставками, чтобы разбавить многословный текст пьесы. Герои действительно много говорят, практически у каждого длинный монолог. Одни показания противоречат другим. Напрашивается вопрос – почему сама Ева упорно замалчивает реальное положение вещей? Кто был с ней рядом в злосчастную ночь? Девицей руководит банальное и наивное желание защитить своего возлюбленного Рупрехта (Рустам Ахмадеев).
Когда появляется строгий и внушающий доверие Вальтер, автоматически проскальзывает мысль: «Ну всё! Теперь он наведёт здесь порядок и выведет всех на чистую воду!» Но, нет… Судебного советника играет Ингеборга Дапкунайте: тоненькая, изящная, резкая в жестах и четкая в ведении рисунка роли. В её образе воплощается идея европейской толерантности, которая сегодня приобретает все более выраженный болезненный вид. Бесполое существо с белым чубом, в серебряном плаще – выглядит как гостья из будущего, у которой даже голос отдает металлическим эхом.
Довольно неожиданное и странное оформление костюмов от Марии Перхун порождает много вопросов. Будто специально каждый герой у неё выглядит карикатурным и вычурным. Ева в белом переднике, на груди висит крестик – такая себе сбежавшая из монастыря непослушная монахиня, а её жених Рупрехт вообще – дворовой гопник, всё тело которого покрыто наколками. Писарь Лихт (Олег Савцов) даже не пытается скрыть свои нетрадиционные наклонности: манерничает, закатывает глазки, демонстрирует накрашенные ногти и светится хайлайтером на скулах. А ещё в этой истории участвуют взбалмошная и скандальная Госпожа Марта Рулль (Марианна Шульц) и неразговорчивый, но нервный крестьянин Фейт Тюмпель (Андрей Курносов).
Спектакль тяготеет к формату психологического театра, где внешний поток действия отходит на второй план. Немецкая сдержанность и такт регулируют темпоритмическую кардиограмму постановки. Согласно сюжету в пьесе Генриха Клейста, судья Адам убегает, его должность занимает молодой писарь, а свадьба Евы и Рупрехта назначается на Троицу. Справедливость восторжествовала!
Но в варианте Тимофея Кулябина развязка выглядит иначе. Финал перерастает в кровавую сцену в стиле хоррора. Все участники судебного заседания по очереди вонзают нож в беднягу судью, запихивают тело в мусорный пакет и вывозят на тачке. Вальтер, как и гоголевский ревизор, оказывается мнимым защитником закона. Он, в отличие от Хлестакова, настоящий судебный советник, но по факту весь его антураж принципиального, неподкупного и строгого служителя правосудия оказывается только шуршащим фантиком. Перед глазами Вальтера разворачивается самосуд, но боясь за свою жизнь, он вынужден пообещать толпе написать ложное заключение: судья Адам сбежал! Довольные таким решением граждане оставляют Вальтера одного. Он берёт на руки живого петуха и беспомощно блуждает в пустом офисе, который невозмутимая служанка успела запереть.
Спектакль выносит приговор честному судопроизводству, как ложному явлению, которое даже в образцовой Европе носит показательный характер. Но неужели единственный выход, чтобы добиться хоть какой-то справедливости – кровавый самосуд? Режиссёр, ограничив постановку в музыкальном оформлении, в эпилоге наполняет пространство театра Наций гимном Европейского союза. Торжественная и возвышенная музыка четвёртой части Девятой симфонии Бетховена звучит здесь саркастически и это не удивительно, ведь история о разбитом кувшине превращена в старомодный анекдот.
