На глазах у зрителя упражняется сборная по плаванию. Нет, плавок и резиновых шапочек мы не видим, но бассейн самый настоящий. Герои условно разминаются, оттачивают стиль, отрабатывают дыхание, а ещё подлизываются к тренеру и соперничают друг с другом. Вот только золотой бассейн абсолютно сухой: ни плохие, ни хорошие пловцы не заслужили воды, поэтому вынуждены бесславно «нырять» головой об дно.
Пьесу Островского режиссёр Владимир Мирзоев прочитал как притчу о зарождении зла, а поставил как символическую комедию о том, что «благородная бедность хороша лишь на театре». Театральный подтекст считывается в первую очередь по формальным признакам: танцевальные номера и душеспасительные романсы словно сошли со сцены эксцентрик-кабаре, покрывала-тоги отсылают одновременно к древнегреческому театру и шекспировским трагедиям, а портрет Станиславского – как чудотворная икона святого русского репертуара – поднимается над головами, дабы изгнать бесов молодёжного эксперимента.
Противостояние молодёжи (образованных и честных) и поколения отцов (опытных и ушлых) выливается в экзистенциальный конфликт между «жить по совести» идеалиста и «жить как принято» взяточника. Можно ли быть богатым, если ты честен, и счастливым, если ты беден? Можно ли жить в обществе и презирать общественное мнение? Можно ли плыть против течения и не утонуть? Уж сколько воды утекло со времён Островского, а проблемы (и люди) всё те же. Мирзоев озвучивает вопросы и подтверждает догадку: зло рождается в тот момент, когда добро начинает «зашкаливать».
Вместе с командой режиссёр, не привыкший ограничивать свою фантазию, визуализирует мысль Островского: от равнодушия недалеко до порока. Золотой кафель и гладкие поручни бассейна (художник Анастасия Бугаева) предупреждают о том, что мир алчности, стяжательства и роскоши может быть только пустым, холодным и равнодушным. Самый честный и бескорыстный персонаж Жадов (Александр Хворов) в обращении с любимой женой ничуть не человечнее деспотичной тёщи Кукушкиной, и именно Жадов собственноручно сеет на дне бассейна семена зла и гордости (гордыня – грех, как известно). Образ Вышневской и вовсе разбит на две половинки в исполнении двух актрис: порочная женщина, изменяющая ненавистному, но богатому мужу (Евгения Смаженко), и её непорочная душа – нежная, ранимая, поющая (Татьяна Малинникова). Выходит, абсолютно правильных людей нет ни в театре, ни в спорте, ни в жизни.
Подчёркнутая театральность режиссёрской интерпретации усиливается актёрской игрой в резкой гротесковой манере. Тут видится и площадное скоморошье представление, и шаманский обряд, и музыкальная шкатулка с танцующими фигурками, и марионеточный спектакль. Но чаще всего пловцы из сборной напоминают механических кукол (хореограф – Ашот Назаретян). У каждой куклы есть соответствующий образу набор гримас, жестов и ходов, которые чередуются по заданному алгоритму. Фелисата «яжемать» Ирины Ермоловой – биоробот в костюме строгой училки, маменька-фюрер, изводящая дочерей меркантильностью, стерильной чистотой и солдатской муштрой. Её движения обусловлены характером предмета, с которым она не расстаётся: остро заточенная деревянная указка беспристрастно правит (людьми), управляет (ситуацией) и исправляет (огрехи), оттого кончик её запачкан в крови.
В образе Белогубова Игорь Кожевин блестяще сочетает повадки мелкого грызуна и ползучего насекомого. Чистосердечно и вдохновенно он пресмыкается перед начальником, с аппетитом вылизывая его ботинки и червём ползая по сцене. Юлинька (Ольга Мальчикова) демонстрирует весь набор ужимок в эволюции от «девочки лёгкого поведения» до «Рублёвской жены», а младшая Полина (Анастасия Каткова) напоминает улыбающуюся пустоголовую куклу, которая будет шагать в заданном направлении до тех пор, пока не размотается пружина заводки или кто-то не повернёт её в другую сторону.
В финале становится ясно: до финала этой сборной никогда не доплыть. Воду в бассейн так и не пустили, тренер проворовался, командный дух продан и пропит; пловцы едут в поезде, по очереди засыпают и совершенно точно пропустят свою остановку. Впереди – дисквалификация, позор и осуждение общества. Но винить эти люди будут, конечно, не себя. Крах человечества удобнее всего списать на злую судьбу и сильных врагов.
