Театр Антона Чехова — оазис добрых спектаклей, где зрители оказываются внутри житейских историй о любви. Порой они вызывают гомерический смех и веселье, но чаще выуживают щемящие чувства радости и нежной грусти… Ведь в этом театре, развлекательный жанр приобретает трагикомические черты, теребящие душу «за живое». Постановки наполнены неожиданными эмоциональными оттенками, метафорическими смыслами, драматической остротой. Но вместе с тем, диалог выходит простым и доступным каждому. Основатель театра и режиссер Леонид Трушкин всё это ловко переплетает на сцене, уделяя особое внимание драматургической ёмкости и эстетической картинке.
Как сегодня живёт этот самобытный коллектив? Рождаются ли в условиях пандемии творческие замыслы? О чём мечтают в новом году и когда распахнут двери для зрителя? Директор театра, его преданный вдохновитель и главный поклонник Ирина Борисовна Григорьева поделилась с нами радостями, печалями, воспоминаниями и планами.
Когда Вы пришли в Театр Антона Чехова и решили взяться за непростые обязанности директора?
Меня заставили! (смеётся). Это было в 2008 году. До этого я работала PR-директором в РАМТе. Театр Антона Чехова я любила, обожала и постоянно ходила на спектакли. Всегда говорила: «РАМТ — мой дом, я там выросла (ещё в Центральном детском театре), но если куда и уйду — то только к Трушкину!» Это были просто слова, я и представить не могла, что всё случится на самом деле! И вдруг так вышло, что предыдущий директор уезжала в другую страну и мне предложили прийти в этот театр… Свершилась магия ― брошенные в космос слова, стали реальностью.
Помните свои первые эмоции?
Было безумно страшно! Не передать, как страшно! Одно дело, когда ты занимаешься пиаром, отвечаешь за узкое направление и совсем другое ― обязанности директора. У меня не было опыта, я не знала с какой стороны подойти. В первое время было очень тяжело! Страшно сказать, сколько я делала ошибок! И в какой-то момент, осознав, что не справляюсь, я сказала Леониду Григорьевичу: «Всё! Не могу! Уйду!». Он как-то искоса на меня посмотрел и ответил: «Давайте, ещё немного поработаем до конца сезона. Может, что и получится». И как-то дальше всё пошло хорошо. Возможно, доверие сработало или просто желание научиться, не знаю. Но вот уже 12 лет я в Театре Антона Чехова.
Вы можете назвать должность директора театра ― творческой?
В нашем театре ― да, творческая! Когда состоялась первая премьера «Крутые виражи» (первая для меня, в роли директора), пришла дама из Департамента культуры и спросила: «А ты не хочешь стать директором «нормального» театра?». Нормального ― это… какого?! Государственного? На мой взгляд, единственный нормальной театр ― негосударственный!
Почему сложилось такое мнение?
В негосударственном театре всё прозрачно, открыто, маленький штат и всё подчинено одной идее. Каждый понимает, для чего он работает. Нет такого, что один отдел говорит: «Это не моя работа, а ваша!». И ничего в результате не происходит. У нас же главное ― дело! Директор может сидеть и отвечать на звонки, мыть кружки, а зав. билетным столом в это время отвечает на письма по электронной почте. Мы абсолютно спокойно друг друга заменяем. У нас нет понтов: «Я ― директор, а ну-ка быстро мне здесь!..» Мы ― одна дружная команда, а сами себя называем «бандой».
Леонид Трушкин создал первую в постсоветской России частную антрепризу. Чем сегодня его детище отличается от массы других антреприз?
К сожалению, слово «антреприза» давно уже стало ругательным. Антреприза ― это только форма организации процесса. Некая театральная компания, у которой в штате нет артистов. Всё! У нас антреприза приобрела убийственное, практически уничижительное, звучание. Действительно (этого нельзя не признавать) много существует небольших коллективов, созданных с единственной целью ― быстро заработать денег! Некачественные пьесы, «звезды», коврик, два стула ― и чёс по городам и весям. Есть, на наш взгляд, несколько действительно серьёзных частных театров. Мы решили, в последнее время, чётко разделять частный театр по форме антрепризы и саму антрепризу. Мы всё-таки частный театр! У нас декорации бывают покруче, чем в больших государственных театрах. Когда едем на гастроли: две фуры с декорациями и 24 человека выездной группы. Так не ездит антреприза на гастроли, у них все декорации в чемоданчике. У нас же 8 монтировщиков (на спектаклях в Москве и на выезде), 4 осветителя, 2 костюмера, реквизитор, помощник режиссёра! Большая компания постановочной части. Это принцип Леонида Григорьевича ― на гастролях спектакль должен быть такого же качества, как и в Москве! Мы приезжаем в полном боевом комплекте на любую площадку. В спектакле «На посадку» 11 персонажей! Ни одна антреприза себе этого позволить не может! Мы ― сумасшедшие! Хотя и понимали, что это абсолютный риск и окупаться будет очень трудно. Дорогостоящий спектакль и притом ― Александр Островский!
Парадоксальный выбор классики в то время, когда идёт засилье театров современными текстами.
Мы понимали, что это не хит сезона и совсем не коммерческая история. Но тем не менее, нам захотелось сказать в этой работе то, что мы хотели, то, что для нас важно… Два состава ― 24 артиста, репетировать очень тяжело. Нужно собрать, свести графики, а у всех съёмки и свои спектакли! В общепринятой антрепризе 3–4 артиста, но никак не 24. Обвиняют в «антрепризности» снобы, которые считают, что театр должен быть только академическим и в большом здании. Вот это театр! Я, когда в РАМТ пришла работать (театр тогда пару лет, как сменил название), нам для работы понадобились статьи. Но оказалось, что их очень мало. Критика не ходила, решив, что это плохой театр! Большого труда мне стоило, как PR-директору, затащить туда критиков. Когда это произошло, то оказалось, что у нас хорошие спектакли и вообще театр потрясающий! Сейчас он признан одним из лучших, хотя всегда таким был. Критики обычно говорят, что антреприза ставит лёгкие коммерческие пьески. Рэй Куни ― стопроцентный коммерческий автор, но «№13» идёт в МХТ, а у нас шёл спектакль «Цена» по пьесе Артура Миллера. Много было в Театре Антона Чехова некоммерческих спектаклей, которые поставлены, чтобы сказать что-то действительно важное!
В спектакле «На посадку», герой Островского становится нашим современником. Каким же, в трактовке Вашего театра, является «герой нашего времени»?
Это должен каждый определить сам. Мне кажется, что и смысл театра в том, чтобы дать возможность человеку сделать свои выводы. Да, это история о нашем современнике, и не зря она начинается с того, что он собирается уезжать из страны. Сидит и ждёт рейс в Париж, который отменяется, а дальше ему снится сон. Какое решение он принимает в финале? Наш спектакль ответа не даёт. Это должен каждый решить сам: он улетает или остаётся, изменится или нет? Заставить что-то почувствовать, пережить, а потом задуматься над этим ― это глобальная задача для современного театра.
В одном из интервью Леонид Григорьевич подчеркнул, что театр ― «часть общества». Наше современное общество способно обойтись без театра?
К сожалению, наше современное общество способно обойтись. Нормальное общество, конечно же, — нет, не может существовать без театра! Сейчас люди абсолютно зомбированные и то, что происходит, ― яркое тому подтверждение. Давно разучились думать, анализировать, понимать. Когда-то в школе учили за словами и поступками видеть смысл, цели. Сейчас этому не учат, мы должны только галочки ставить в квадратиках. Очень малая часть современного общества нуждается в эмоциональной и интеллектуальной подпитке. Основная масса спокойно верит всему и ждёт конца света.
В Театре Антона Чехова есть спектакли, которые отличаются завидным долголетием. Например, тот же «Ужин с дураком» идёт на сцене с 1998 года! В чем секрет?
Секрет в качестве спектаклей и в наших зрителях! Леонид Григорьевич всегда говорит: «Мы живем только благодаря зрителям!». Сейчас в связи с ограничениями в 25%, когда зрителей нет, мы закрылись и не можем работать. Это связано с физической невозможностью выжить, а не с тем, что нам неприятно видеть полупустые залы. Наш театр, который привык к аншлагам, оказался в жутком положении. Конечно, мы верим в лучшее… А спектакли у нас все очень разные, есть и не долгожители.
Можете вспомнить такие?
Спектакль «Цена» шёл недолго. Он был очень тяжёлым, болезненным. Я сама, когда его посмотрела (не работала тогда в этом театре), поняла, что второй раз я не приду… Очень тяжело душевно, когда тебя выворачивают и открывают глубины души, ворошить которые не хочется. Лицом к лицу ставили перед самим собой.
А есть такие спектакли, которые Вы могли бы пересматривать бесконечное количество раз?
«Сирано де Бержерак»! Я тогда работала в школе, дома была непростая ситуация, и единственным местом, где я могла спокойно поплакать, был театр. Наверное, раз в месяц я точно смотрела этот спектакль, и до сих пор он самый любимый. Была бы возможность увидеть сегодня, смотрела бы много раз! Из нынешних, я обожаю «Морковку для Императора». Мне кажется, что это лучший наш спектакль с Геннадием Хазановым и Ингой Оболдиной. Я никогда до этого не видела такого Хазанова: мощного, жёсткого, сильного…
Создаётся впечатление, что Ваш театр балансирует между развлекательной и духовно-просветительской миссиями…
Нет, это не совсем так. Леонид Григорьевич ― человек принципов, очень жёстких и бескомпромиссных. Это тяжело и одновременно легко, потому что ты чётко знаешь, что человеку понравится или не понравится, что примет, а что нет. Почему у нас премьеры так редко выходят? Мы пьесу ищем мучительно! Пьеса должна быть обязательно о любви, цеплять за душу и что-то в ней переворачивать, должна быть написана хорошим языком и, конечно, с юмором! Я мало знаю авторов, которые так пишут (смеётся). Все спектакли, кроме «На посадку» (он для нас нетипичный, социальный) — о любви! Во время финала, я вхожу в зал, и мне становится приятно и трогательно, когда вижу, как плачут люди. Последний аккорд и зал, будто по взмаху дирижёрской палочки, встаёт и начинает аплодировать. Я понимаю, какие эмоции переживают эти люди. Важно, чтобы человек не сидел отстраненно и не ждал, когда его начнут развлекать. У нас, мне кажется, такого нет. Даже в чистой комедии «Всё, как у людей» есть какие-то моменты, которые цепляют за душу. Единственный спектакль, на котором мы периодически слышим, как мужчины просто стенают от смеха.
Финал в этой истории далеко не смешной, а даже наоборот!
Ещё бы! По-другому никак! Трушкин не любит «комедии положений» и не ставит их. Это единственный такой спектакль. Просто посмеяться ― так ему не интересно. Нужен настоящий «душевыворачивающий» эффект (смеётся).
В спектаклях заняты известные, медийные актёры. Приходится как-то мириться с их амбициями?!
В этом смысле всё очень легко, потому что у Трушкина есть незыблемые правила! Они едины для всех. У нас, кстати, «звёзд» достаточно немного. «Звезда» или «не звезда» это только на кассе сказывается. У нас есть Борис Дьяченко — потрясающий артист, не медийный человек. Люди, которые приходят и смотрят спектакли с его участием, потом говорят: «Какой у вас замечательный артист!». Они его открывают для себя! А как он играет с Фёдором Добронравовым в «Ужине с дураком»! Это два больших мастера на сцене, невероятный дуэт! Люди, к сожалению, идут «на звёзд», это так… Раньше, в Центральном детском театре, мы знали всех артистов и очень их любили. Не было медийной составляющей, не было светской хроники.
Какие выработались внутренние «закулисные» правила в театре?
У нас нельзя опаздывать! От слова «совсем»! Трушкин может выгнать любого артиста, если он опаздывает. Так уже было! Репетировала очень известная актриса, несколько раз опоздала и в итоге была выгнана. Несмотря на то, что очень хорошая актриса и дружна с Трушкиным, но тем не менее… Нельзя нести «отсебятину», нельзя врать, «лажать» на сцене. Трушкин смотрит каждый спектакль, потом идёт разбор полётов. Если кто-то всё-таки забыл текст или осветитель на секунду опоздал, ― убиты будут оба! (смеётся).
А какие-то необычные ситуации в этом сезоне уже случались?
В финале спектакля «Спасатель», что-то заклинило, и не пошёл снег… Мы на чужой площадке, играем впервые и где-то что-то перемкнуло. Потом ходили разбирались полночи… Если бы была своя сцена, там было бы всё гораздо проще. Это произошло не по вине людей, техника так сработала. У нас действительно крепкая команда. И поэтому сейчас самое трагическое, что мы её теряем. Остановка в деятельности, неизвестно на сколько, заставляет людей устраиваться на другую работу. Это самое болезненное!
Сколько, на Ваш взгляд, потребуется времени, чтобы театр вернулся в своё прежнее, «докарантинное» состояние?
Думаю, года два. Это при условии, что, хотя бы в октябре, мы начнём нормально работать. Смешно надеяться: разрешат 50% зрителей в зале и уже завтра всё восстановится! Должно пройти месяца полтора, чтобы пошли продажи, а это уже март… Потом — апрель и дачи. Важно, чтобы зрители перестали истерить, дрожать, а наоборот, включили мозги. Объясните ― почему в метро находиться безопасно, а в театре опасно?! Вы в тех же масках… И потом, когда человек плохо себя чувствует, он не пойдёт в театр, а будет лежать дома.
Несмотря ни на что, Ваш театр строит планы. И зрителей ждёт новый проект. Расскажите об этом!
Мы придумали проект «Театральная кухня»! Всё будет проходить в Культурном центре, за столиками, с возможностью заказать что-то из меню. Будем собирать зрителей за час до начала мероприятия, чтобы люди смогли спокойно поесть. Это не спектакль по формату, а скорее «творческая встреча». Два человека на сцене — Фёдор Добронравов и Леонид Трушкин, актёр и режиссёр. Они рассказывают о том, как Фёдор пришёл в наш театр, в каких спектаклях играет, как проходят репетиции, какие ситуации случаются… Это то закулисье, которое зритель никогда не видит. Они будут о «кухне» рассказывать, а на экране — показываем результат. Будут также фрагменты постановок, которые давно не идут («Вишневый сад», «Сирано де Бержерак»). Как придумываются названия спектаклей, почему появилась вышка, и откуда взялся клоунский нос в «Спасателе»? Это любимая история Леонида Григорьевича (смеётся). Мы предусмотрели часть с вопросами: то ли в конце напрямую, то ли записочки. Хотим, чтобы это было живое общение с артистами, которого всегда не хватает. Мы не знаем, если честно, насколько такие встречи будут интересны. Это эксперимент! Пока запланировали одну встречу в феврале и одну в марте. И, если это будет востребовано, попробуем запланировать ещё. В любом случае, это антиковидный проект. Как только всё вернётся к нормальной жизни, таких мероприятий не будет. Поэтому надо успеть посмотреть!
Что бы Вы хотели пожелать своему театру в Новом 2021 году?
Выжить! Мужества, терпения, спокойствия и веры в то, что мы справимся. Говорят, надо отпустить ситуацию, тогда она вырулит. Наверное, стоит позволить этой ситуации вырулить куда надо!
