10 сентября московский театр «Модерн» впервые в новом сезоне собрал своих артистов на традиционную встречу и сразу взял «с места в карьер» – устроил открытую репетицию будущего спектакля «Леонардо» для журналистов и зрителей. На самом деле все было наоборот – сначала репетиция, затем сбор труппы. В любом случае, рабочие будни театра начались.
Юрий Грымов продолжает разработку своего грандиозного триптиха «Христос и Антихрист» по произведению русского писателя, поэта и религиозного философа Дмитрия Мережковского. Первый спектакль трилогии «Петр» увидел свет в прошлом театральном сезоне. Новая премьера запланирована на октябрь.
Репетиция начинается деловито и незаметно, как естественное продолжение давно затеянного дела. Пока все артисты еще сидят в зале, режиссер раздает свои обстоятельные и точные указания. Похоже, он сам давно и глубоко проник в нутро каждого образа и легко может сыграть любую из ролей – так остро чувствует Грымов логику поведения, мыслей, движений персонажей.
Артисты выходят на сцену и начинается «лакировка» жестов, взглядов, поворотов головы, через которые молекулы действия органично связываются между собой. Основная работа на этой репетиции идет со словом: его верным интонированием, акцентами, громкостью звучания, скоростью произношения, дыханием. Главное требование режиссера: «Меньше сказки!» исключает повествовательность произнесения фраз, особенно в диалоге. Эмоциональная безошибочность, такая непосредственная в обычном разговоре, нелегко дается в игре даже опытнейшим артистам. Именно поэтому любая репетиция является подгонкой заподлицо слова и движения, мимики и жеста, шага, разворота и даже статичной выразительности позы.
Репетиция похожа на долгую реку, которая сначала бурлит на порогах, а потом начинает плавно обтекать камни и мели. Режиссер выстраивает структуру спектакля, непрерывно подавая из зала ровные, ненавязчивые замечания. Запомнить такое количество важных мелочей представляется невозможным, поэтому сразу после перерыва постановщик терпеливо повторяет каждому актеру то, что было подмечено им ранее. Уходят шероховатости ритма, звука, формы мизансцены. Становятся объяснимо важными верность жеста, паузы в речи, направление взгляда, смысл передвижений на заднем плане.
Музыка, которую Юрий Грымов, по обыкновению, подбирает еще на стадии подготовки к репетициям, всегда неожиданно разнообразна по стилю и направлена не столько на изображаемую эпоху, сколько на настрой определенной сцены и всего спектакля в целом.
Свет, словно в помощь живописцу Леонардо, прямыми графичными лучами выделяет знакомые и значимые детали его работ. Для будущих зрителей это своеобразный интеллектуальный квест, призывающий не только следить за сюжетными поворотами, но и видеть глубинные подтексты драмы. «Пока мы все еще репетируем сюжетную основу, – говорит постановщик, – но мне важен полный контакт со зрителем, который должен увидеть больше, чем сказано». За этими словами скрывается надежда на взаимопонимание и поиск того одухотворяющего высшего смысла, который невозможно пересказать словами, как сюжет. Для которого «зорко одно лишь сердце».
На глазах замершего от восхищения зала, происходит кропотливая чародейская работа становления нового произведения. Не исключено, что актеры чувствуют себя при этом слегка не в своей тарелке. Как говорила великая Фаина Раневская о натурных съемках под жадные взгляды зевак: «Сниматься в кино – все равно что мыться в бане, куда привели экскурсию». Понимая это, зрители ведут себя деликатно и тихо, как мыши, позволяя себе даже засмеяться только тогда, когда артисты сами над собой засмеются на сцене.
На эту репетицию, вполне ожидаемо, «стеклись» поклонники актера Дмитрия Бозина, приглашенного на роль Леонардо да Винчи. Им будто бы недостаточно объяснений режиссера, почему он остановил выбор именно на этом исполнителе: «Бозин хороший артист., мы давно знакомы, он часто ходит к нам в театр. Мне показалось, что Дмитрий очень подходит на эту роль». Зрителям хочется подтверждения своей любви. С головой вовлеченные в таинственный процесс, когда «из миража, из ничего, из сумасбродства моего, вдруг возникает чей-то лик и обретает цвет и звук, и плоть, и страсть…» они попадают в сладкое рабство творчества и чувствуют себя «в гостях у сказки». И пусть режиссер не устает повторять: «Меньше сказки!», он творит ее своими руками, как созидатель и немножко, как волшебник.
