Российская премьера перформанса композитора Панайотиса Велианитиса и актрисы Софии Хилл из театра «Аттис» — одна из немногих зарубежных работ в программе — стала заметным событием Дягилевского фестиваля. Авторская трактовка античного мифа погрузила зрителей в музыкально-визуальный хаос постиндустриального общества. Премьеру транслировали в прямом эфире, запись трансляции можно посмотреть.
В основу перформанса легли поздняя версия мифа о Прометее, согласно которой он сотворил людей, вылепив их из глины, и трагедия Эсхила «Прометей прикованный», где он изображается как первооткрыватель всех культурных благ и творец цивилизации. По Эсхилу, именно он показал людям, как строить жилища и добывать металлы, обрабатывать землю и плавать на кораблях, обучил их письму, счету, наблюдению за звездами и так далее. Защищая людей, Прометей бросил вызов богам — и поплатился за свою любовь к смертным вековыми страданиями.
Остаточным символом обозначен Прометей в перформансе: вместо сцены — дорожка из углей, чуть подсвеченная желтым. Когда-то здесь был огонь, но он потух, потому что люди забыли о Прометее и забросили дар своего создателя и защитника.
София Хилл, одетая в глухое платье в пол, сама походит на статую древнегреческой богини. Глубокие тени на сухом, худом лице заостряют черты — так, что оно кажется выточенным из камня. Двигаясь так медленно, что это почти не заметно, будто наполненная антиэнергией жизни, она перебирает угли. Возможно, пытается найти хотя бы один еще не дотлевший до конца, чтобы спасти огонь и память о его дарителе. К чему тогда медлить? Неторопливая пластика создает ощущение, что ее внутренние часы противоречат реально текущему времени, как будто настроены на древнегреческое. Может быть, это всё, что ей осталось — протест против бешеного темпа нашего мира.
Реальность врывается в мифологию перформанса через звук и субтитры к нему. Во взаимосвязи электроники, индустриального скрежета и синтезированной речи громыхают эпохи. Поворотные моменты истории человечества, вроде промышленной и технологической революций, или Первой и Второй мировых войн, преображаются в музыку и превращаются в хаос острых, металлически ледяных звуков.
Абстрактная электроника соединяется с мотивами из классической и поп-музыки, со смехом и звоном бокалов, с криками шимпанзе и шумом дождя. Всё это похоже одновременно на радиосигнал Аресибо и запись на золотой пластинке «Вояджера» — квинтэссенцию человеческой культуры. Это воплощение хаоса реальности, с которым героиня отказывается взаимодействовать: она отстраняется от него, существуя вразрез с музыкальным темпом и ритмом.
Индустриальная вибрация музыки Велианитиса нарастает, отскакивая эхом от холодного бетона и металла площадки — удаленного от центра города промышленного склада. Зрителям, прибывшим вовремя, пришлось ждать опаздывающих без малого полчаса — и утомление ожиданием сказывается на восприятии: кажется, что сорокапятиминутное действо длится столько же, сколько Прометей был прикован к скале.
В пространстве вне времени как будто не может быть слов и действий, поэтому композицию происходящего организуют субтитры. Они обозначают, каждый из которых задвоен: после пролога с названием «Государство и насилие» следуют «Забвение 1» и «Забвение 2», «Ио. Женский вопрос 1» и « Ио. Женский вопрос 2», «Подавление 1» и «Подавление 2», «Дистопия 1» и «Дистопия 2». Завершается всё эпизодом «Исход».
В титрах соединяются слова первого человека на Луне Нила Армстронга и философа Иммануила Канта, рассуждения о природе насилия и роли женщины в современном обществе; выражение страха перед войнами перебивается описанием томной женщины с кокаином на губах. В общем, цитатная мозаика затрагивает излюбленные темы типичного кружка интеллектуалов-тусовщиков.
И вот здесь, наконец-то, открывается поле для зрительских интерпретаций. Кого же авторы перформанса обвиняют в забвении Прометея, создателя человечества и культурной цивилизации: обывателей, погрязших в бытовых проблемах и межгосударственных конфликтах, или самих себя, тонущих в псевдоинтеллектуальных беседах? Дискуссия на эту тему открыта.