Со школы мы знаем Сергея Есенина как автора лирических стихотворений о любви и красоте природы. Однако его творческая палитра значительно шире. Осмысляя Гражданскую войну и прокатившиеся по стране в 1919 году крестьянские восстания, Есенин создал драматическую поэму «Пугачев». Она была опубликована в 1921 году и до сих пор остается одним из самых значительных художественных произведений, посвященных пугачевскому бунту. На сцену Мастерской Петра Фоменко поэму перенесли режиссер Федор Малышев и художник-постановщик Евгения Шутина.
Главное богатство есенинского «Пугачева», конечно, язык. Эпитеты и метафоры, сравнения и олицетворения, сочетание просторечной и высокой лексики, повторы, инверсии, риторические вопросы. Несмотря на сложную историческую тематику, в поэме ощутимо влияние имажинизма – яркие образы в ней, по большому счету, важнее набросанных широкими мазками характеров и схематичного описания главных событий восстания. Что отнюдь не упрощает режиссерскую задачу.
Многослойные, многоуровневые метафоры Есенина непросто воспринимать на слух, а без них «Пугачев» может просто развалиться – как дом с треснувшим фундаментом. Федору Малышеву и Евгении Шутиной удалось избежать этой опасности, дополнив поэму образами и символами, которые созданы невербальными средствами.
Тонущая во мраке полупустая сцена. Строгие однотипные костюмы. «Пугачев» Мастерской Фоменко минималистичен, но каждый штрих в нем неслучаен. Почти единственные декорации – огромные деревянные панели; в конце постановки они смыкаются вокруг Пугачева, превращаясь в клетку. В дальнем углу сцены крутится колесо прялки – она залита лучами кроваво-красного света и словно скована цепями. Багряный камзол Петра III, который сподвижники надевают на Емельяна, напоминает, что власть крестьянского царя неразрывно связана с насилием. А белые рубахи под черными, как вороново крыло, пальто бунтовщиков символизируют души, освобождающиеся от телесных оков после смерти.
Спектакль Мастерской Фоменко графичен, но, кроме сдержанной выразительности линий, света и нескольких основных цветов (красный, белый, черный), в нем важны пластика и музыка. Хореографу Виталию Довгалюку удается создать потрясающие образы. В начале постановки на сцену выходят крестьяне с охапками хвороста. В том, как они двигаются, как несут свою нелегкую ношу (тревожно и бессильно, остервенело и покорно), – вся многовековая история угнетения. А эпизод, в котором мятежные казаки, как стервятники, окружают тело убитого атамана, одновременно погружает в зловещие глубины пугачевского бунта и предрекает его исход.
Создатель музыкального оформления «Пугачева» Рафкат Бадретдинов подчеркивает ритмичность поэмы – некоторые отрывки актеры поют или читают речитативом. Мелодичность спектакля усиливают и органично вплетенные в есенинский текст частушки и былины, стихи А. Пушкина и Е. Летова, А. Башлачёва и В. Высоцкого, А. Тарковского и Д. Кузнецова. Однако напевность постановки не умиротворяет, а скорее бередит душу, раскрывая и дополняя созданный Есениным образ бунта как стихии, проявления скрытых в народе неконтролируемых сил.
Восстание Пугачева в поэме – торжество первобытных инстинктов. «Учивший в себе разуму зверя» Емельян, кажется, порожден темным народным нутром и потому верит, что сможет контролировать сметающую все на своем пути бурю крестьянского гнева. В отличие от Петра III (Томас Моцкус) – угловатой, ярко размалеванной марионетки, которая держится в стороне от стаи мятежников, Пугачев в ней свой. В исполнении Владимира Свирского он чем-то напоминает Высоцкого, но порой кажется, что в его экспрессивных монологах больше метаний, чем силы, больше громкости, чем мощи. Впрочем, даже эта особенность актерской игры не противоречит общему замыслу.
У Есенина именно Пугачев – сильный, решительный, волевой – скрепляет восемь эпизодов поэмы. Да, он терпит поражение, но при этом остается лидером, героем, главным действующим лицом исторической драмы…
В премьере Мастерской Фоменко всё не так однозначно. Здесь все персонажи равноправны. Все они – осколки противоречивой, непредсказуемой русской души. Именно ей посвящено высказывание Николая Бердяева, приведенное в программке и выступающее в качестве эпиграфа или комментария к постановке. Не Пугачев, а народ, застрявший где-то «между волком и вошью», – главная действующая сила истории. Переходящий в гордыню азарт помешал Емельяну понять это. И река народного гнева, возвращаясь в русло после страшного разлива, поглотила его. Как и любого, кто возомнит себя властелином стихии.
Автор Татьяна Ратькина
