Фестиваль Территория порадовал москвичей очередным спектаклем уже полюбившегося австралийского режиссера Саймона Стоуна. На этот раз фундаментом постановки стала трагедия Еврипида «Медея», а развернувшееся на этом фундаменте действие – реальная история американского врача Деборы Грин. Что касается визуального решения и технического воплощения, то они безупречны. После перенасыщенной сценографии «Трех сестер» мы видим торжество минимализма. И это очень точно работает на идею. Обращаясь к мифам, не стоит мельчить.
Предлагаю посмотреть на спектакль Стоуна, опираясь на документальную историю об американском враче, миф о Медее, трагедию Еврипида, фильмы Пазолини и Триера. Сценография спектакля (Боб Казенс) ближе к визуальному ряду Пазолини с его белыми скалами и чистым цветом, а манера игры прекрасной Марики Хебинк иногда напоминает Марию Каллас. Это сочетание глубинной женственности, страсти, гордости, стати, хитрости и силы. Крупные планы видео дают возможность проследить за едва уловимыми переходами из одного состояния в другое. Нет одного – слабости. Анна, как и Медея, просто не может ее себе позволить. Даже тогда, когда она падает на колени перед боссом – это проявление силы. Ей необходимо вернуть себе положение в обществе, чтобы, в том числе, иметь право на детей. Крупным планом на экран выводятся только сцены с участием Анны, потому что только она меняется на протяжении действия. Лукас, как и Ясон, меняет женщин, но это никак не меняет его сущность, его картину мира.
В белом безмолвии сценографии нет дома прежнего и нет нового, нет социума как опоры. Этот белый мир – мир глазами Анны, которая хочет вернуть в него краски, восстановить связи, создать опоры. Для всех остальных действительность и так вполне пригодна для жизни. Если вспомнить инь и янь, то белый – это мужская рациональная сущность. Анна врывается в логичный рационально выстроенный мир черным хтоническим снегом, как пеплом вулкана, который предупреждает, что скоро начнется извержение. Но ее не хотят слышать. Даже собственные дети относятся к ситуации как к нормальной и не сильно различают для себя мать и любовницу отца. Более того, у последней обнаруживаются даже небольшие преимущества.
Отношения Анны и Лукаса начинаются после вечеринки. Анна социально стабильнее, но влюбляется, выходит замуж, рожает детей и теряет это преимущество. У Лукаса появляется молодая любовница, Анна об этом узнает и подсыпает мужу в еду препараты, чтобы он не уходил на свидания, а оставался дома. В результате разоблачения попадает в психиатрическую клинику. Представляется, что серьезные изменения в состоянии Анны начинаются именно после ее выхода из клиники. Стоун и начинает спектакль с этого момента. Анна изменилась, а мир вокруг остался прежним, и она в нем совершенно чужая. Женщина безуспешно пытается уговорить себя и мужа, что отношения можно вернуть. Анна не может не чувствовать отсутствие понимания и глубокой привязанности у детей. Социум ее просто выкидывает. Она осознает, что изоляция будет только усиливаться. Последней каплей становится то, что Лукас со своей молодой женой хочет увезти детей в Китай. Практически на край света с возможностью редких свиданий. Еще немного и над Анной сомкнется полная пустота. Эта пустота уже не сопоставима с той болью, которая у нее была, когда она узнала об измене мужа. Ее жизнь полностью обесценена. Анна хочет лишить смысла жизнь Лукаса, уничтожить все, что имеет для него ценность. Жестоко убивает соперницу и ее отца, сжигает себя со спящими детьми.
Почему Ясон отдаляется от Медеи? Главка моложе, брак сулит выгоды. Но главное другое – Ясон не способен на ответную любовь такой же силы, ему становится выгодно прислушиваться к мнению окружения, не принявшего варварку. Постепенно он начинает бояться Медею и Главка должна освободить его от этого страха. В спектакле Саймона Стоуна у Лукаса уже есть основания бояться Анны – она пыталась его отравить.
Если рассматривать документальную историю, то настоящая врач Дебора Грин жива и до сих пор сидит в тюрьме. В трагедии Еврепида Медея уносится в присланной ей Гекатой солнечной колеснице с мертвыми детьми на руках. В фильме Пазолини Медея прощается с Ясоном сквозь завесу огня и вовсе не собирается умирать. У Ларса фон Триера и того круче. История приобретает солнечный свет, золотые поля и пение птиц именно в момент рокового принятия Медеей решения убийства сыновей. Более того – дети осознанно поддерживают ее в этом намерении. Старший практически сам вешается. Закадровый голос говорит о том, что жизнь – это путешествие, в котором только Боги могут найти дорогу и только Бог может отважиться на то, о чем человек не может даже подумать.
Почему у Стоуна Анна умирает вместе с детьми? Ни в мифе о Медее, ни в трагедии Еврепида, ни у Пазолини, ни у Триера, а что самое важное, в реальной истории Деборы этого не происходит. Понятно, что Медея не сомневалась в своем праве на месть и для нее не стоял вопрос о размере жертвы. Ни Ясон, ни Медея не были простыми смертными и оба пользовались покровительством богов. Когда Ясон искал Золотое Руно, боги ему помогали, но они не защитили его от мести Медеи. Возможно, это еще одна причина того, что Медея не стала вступать в противоборство с Ясоном, выбрав месть против которой он беззащитен. Но скорее другое – она отреклась от человеческих законов, стала вершить суд как богиня и, спасая Медею, боги признают за ней это право. Мы не знаем, что думала американка Дебора, совершая убийство детей. Но явно она не была слабой и могла совершить самоубийство, но не сделала этого. Было ли это результатом психического расстройства или осознанным выбором мы никогда не узнаем. Вполне возможно, что она считала, что ее месть не может иметь границ. Возможно, что она хотела увидеть, как будет страдать муж. Но совсем мало вероятно, что она решила остаться жить, чтобы искупить свою вину страданием. Возможно, Деборой, как и Медеей, двигала уже не любовь, а полный отказ от любви и вообще человеческих чувств. Прежде чем пойти на убийства, она убила в себе человека. У трупа нет потребности в самоубийстве. Получается, что при всем снижении градуса чувств и мотивов, реальная Дебора ближе к Медее мифической, чем Анна Стоуна. Убить Анну в финале – эффектная сцена, но она убивает миф.
Почему Саймон Стоун сделал из мифа о Медее сказку со страшным концом? Возможно, по той же причине, по которой герои чеховской пьесы «Три сестры» стали у него людьми предельно простыми и понятными. Возможно, в этом запрос современного европейского зрителя. По тому как приняли спектакль в Москве на фестивале «Золотая маска» похоже, что и российскому зрителю надоело, что пьесы Чехова позволяют создавать множество интерпретаций. Хочется узнавать себя в простых чувствах. История с Деборой Грин, как страшно это ни прозвучит, говорит о том, что мы поспешили поверить, что поступки человека всегда можно легко объяснить, применив достижения психоанализа. Поспешили отречься от возможности пробуждения в человеке темного мифологического сознания. И самое странное, что отрекаемся от него в искусстве. Создаем упрощенные версии не только большой литературы, но и самой жизни.
Саймон Стоун – блестящий пример виртуозного перевода вертикальных тем в горизонтальные. Это безусловно интересно и талантливо. С точки зрения актерской игры, сценографии и построения мизансцен Стоун несомненный мастер. Только хочется надеяться, что наряду с этой тенденцией, не менее талантливые драматурги и режиссеры продолжат создавать такие адаптации известных текстов, в которых мы узнаем себя в прирощенных смыслах и смутно почувствуем свою связь с чем-то большим, чем наша каждодневная жизнь.
Автор – Ольга Ковлакова
